Она отвернулась от иллюминатора и грустно оглядела каюту. Приходилось радоваться хотя бы тому, что не чувствовалось качки. Этим утром море было почти спокойно. Фауна немало настрадалась от шторма, ревущего, стонущего, швырявшего корабль из стороны в сторону, когда «Мореход» находился в открытом море.
Каюта выглядела грязной и неопрятной. На столе стояла выщербленная чашка с молоком, которую заботливый О’Салливан принес рано утром. В молоке плавала муха. Фауна с угрюмым видом подцепила муху пальчиком, вытащила и смахнула на пол, где и оставила умирать во влажной грязи. Затем без всякого отвращения стала пить молоко, лакая его, как котенок. Еще О’Салливан принес корабельных галет, масло и фрукты. Масло прогоркло, и Фауна отодвинула его, однако фрукты съела с удовольствием.
Внезапно ее внимание привлек пронзительный женский крик. Она подбежала к иллюминатору. На пристани затеяли драку две торговки рыбой, крепкие, загорелые молодые женщины в полосатых юбках и вязаных кофтах. За поединком наблюдал высокий босой улыбающийся парень в синих штанах, полосатой рубашке и темной соломенной шляпе, надетой по-моряцки, набекрень. Он расхохотался, когда одна из женщин ударом повалила противницу на землю, оседлала ее, вцепилась ногтями в кофту и разорвала так, что обнажилась грудь. Моряк хохотал все громче. Собралась толпа, и теперь клубок из женских тел исчез из поля зрения Фауны. Увиденное испугало и удивило ее в одно и то же время, показалось до предела отвратительным. А еще ей подумалось, что светловолосый загорелый моряк, наблюдавший за дракой, намного красивее мистера О’Салливана с его бородищей и диким храпом, так мешающим уснуть. И уж, конечно же, этот веселый парень намного симпатичнее зловещего одноглазого капитана.
Фауна еще не сознавала, что впервые в жизни судит о мужчине по его внешности, что ее впервые заинтриговал сам вид смеющегося молодого красавца.
Она все пристальнее всматривалась в набережную, надеясь еще раз увидеть парня. Но драка уже закончилась, толпа разошлась, и моряк исчез. Победительницу поздравляли друзья, а побежденная, всхлипывая и вытирая кровоточащий нос одной рукой, другой пыталась удержать на плечах порванную кофту.
Это зрелище смутило Фауну. Но потом произошло нечто еще более впечатляющее. На пристань въехал желто-синий двухколесный экипаж с парой гнедых лошадей. Искусный кучер подогнал коляску к «Мореходу» и остановил ее так, что Фауне все было прекрасно видно. Из экипажа вышел какой-то джентльмен, предварительно поцеловав руку сидящей внутри леди. Джентльмен приблизился к сходням, ведущим на судно. Однако теперь девочку интересовал не столько экипаж, сколько находившаяся в нем молодая леди. Фауна зачарованно смотрела на нее, ведь это была первая светская дама, встретившаяся ей в жизни. Девочка вытаращила глаза от изумления, заметив элегантную шляпку с загнутыми вверх полями и лентой под подбородком. Она пристально разглядывала напудренные локоны, рассыпанные по плечам знатной леди, ее красивую бархатную накидку — как и шляпка, вишневого цвета. Лицо дамы разглядеть не удалось, но при виде ее нарядной дорогой одежды кровь ударила в головку Фауны. Это зрелище ее опьянило. Она засуетилась и инстинктивно бросилась к треснувшему зеркалу О’Салливана. О, если бы она, став взрослой, смогла одеваться, как эта леди, и разъезжать в красивом экипаже! О, какое это было бы счастье!