(кстати, недурное имя) ухаживать за ногтями миледи на руках и ногах, а также выполнять многие другие обязанности. Фауне придется точно следовать ее распоряжениям. Ведь она невольница, существо с негритянской кровью и будет использована как таковое. Кларисса, например, не терпит расхлябанности своего Зоббо. И Генриетта не позволит девчонке плохо работать!
— Ну что, любовь моя? — взволнованно спросил милорд.
— Ступайте, Джордж, переоденьтесь, — сказала Генриетта. — Я принимаю ваш столь необычный подарок. Она будет развлекать меня.
Сморщенный от волнения лоб его светлости расправился. Человек весьма недалекий, он примитивно судил о женщинах, особенно о Генриетте. Если она называла его «Памфри», значит, была им недовольна. Когда же супруга величала по имени, он считал, что в фаворе. Облегченно вздохнув, милорд склонился над холеной ручкой, протянутой к нему, и нежно поцеловал ее. Фауна увидела, как Памфри повернулся, чтобы уйти. В неразберихе и постоянных переменах последнего времени этот благородный джентльмен, как и грубый О’Салливан с «Морехода», стал для нее близким человеком, в доброте которого она уже убедилась. И вот он собрался уходить! Издав жалобный крик, Фауна бросилась вслед за ним.
— Не покидай меня! — воскликнула она.
— Немедленно вернись! — приказала Генриетта. Она не собиралась шутить. Джордж стал успокаивать девочку, однако миледи властным жестом указала ему на дверь, дернула сонетку и велела Эбигейл сходить за миссис Клак. Фауна рыдала и вырывалась. Но Генриетта пресильно ущипнула девочку и рукой, унизанной драгоценностями, схватила ее за золотисто-рыжие локоны, безжалостно выдернув целую прядь.
— А ну успокойся! Как ты смеешь следовать за его светлостью? Ты теперь моя и принадлежишь мне, понятно? Слышишь, гнусная девчонка?
Фауна не обращала внимания на угрозы миледи. Снова ею овладел страх. Генриетта была ошеломлена таким неповиновением. Иногда ее малютки дочери тоже своенравничали, однако она в таких случаях препоручала их нянькам и служанкам. Миледи редко тратила силы, чтобы успокаивать их, делать легче их детские горести. Она предпочитала показывать гостям дочерей, когда те были в хорошем расположении духа. И никогда еще Генриетта не видела, чтобы маленькая девочка вырывалась и вела себя столь необузданно. Миледи пришла в ярость и с размаху ударила Фауну веером по щеке.
— Сейчас у меня просто нет времени преподать тебе хороший урок, моя девочка, — зловеще прошипела Генриетта.
Фауна перестала плакать. Ее маленькая грудь вздымалась, она, задыхаясь, смотрела на разгневанное лицо миледи. Благоухающая комната кружилась перед ее взором. Ее вновь подташнивало. Словно сквозь туман она слышала, как миледи говорила: