Но почти сразу после того, как удалились врач и старухи, обмывшие тело, Генриетта вспомнила о нежелательном присутствии в ее доме Фауны. Она ликовала, став полновластной хозяйкой дома Памфри. Теперь ее слово — закон. С важным видом, присущим благородной вдове, она призвала к себе миссис Клак. Несколько слов, произнесенных шепотом, и вот довольная домоправительница со свирепым лицом вошла в гостиную, где несчастная девушка, сидя в постели, ела суп, принесенный ей новой служанкой.
Фауна мгновенно переменилась в лице. За неделю, проведенную ею здесь, она действительно немного прибавила в весе и оправилась. Впалые щеки покрылись румянцем, покруглели. Фауна восхитительно смотрелась в шерстяной шали с кружевами, наброшенной на плечи. Ее блестящие волосы вновь свивались в красивые локоны. Но при виде неуклюжей зловещей фигуры миссис Клак, черной тенью нависшей над ней, Фауна в ужасе выронила ложку. Все ее тело напряглось от страха.
Ведь милорд обещал, что она никогда больше не увидит миссис Клак! Так что же случилось? И тогда миссис Клак подошла к кровати вплотную и зловещим тоном проговорила:
— Встать!
Фауна смотрела на нее широко открытыми от страха глазами.
— Да, мэм… — За пять страшных лет Фауна навсегда затвердила эти слова и теперь еле слышно произнесла их, глядя на злобное жирное лицо с несколькими обвисшими подбородками. — Но почему… что случилось?.. — сдавленным голосом прибавила она.
Не скрывая радости, миссис Клак проговорила:
— Его светлость скончался от удара. И миледи желает, чтобы ты убиралась из ее дома. Ты и так достаточно навредила своими влюбленными взглядами, которыми одариваешь мужчин, и гнусными попытками заработать поцелуи от знатных джентльменов! Его светлость избаловал тебя, вертихвостка! Но теперь ты не сможешь больше подмигивать мужчинам и пачкать ковер ее светлости. С этим покончено, ты, мерзавка! Давай вставай, да поживее!
Фауна приложила ладони к щекам и продолжала в ужасе смотреть на миссис Клак. Сердце ее отчаянно забилось. И снова страх и печаль охватили ее при мысли, что опять чья-то безжалостная лапа опускается на нее. Одна неделя покоя и умиротворения… всего одна неделя! И вот… Увы, увы! Ее добрый, благородный хозяин скончался. Теперь Фауна поняла, почему ей слышались жалобные причитания и всхлипывания. И почему его светлость не наведался к ней, как обычно.
Никогда больше не ощутит она прикосновения его ласковой руки к своим волосам, не порадуется его слабым, но таким искренним попыткам хоть как-то подбодрить ее… Никогда больше не услышит его голоса, который всегда так успокаивал ее, даже когда он произносил это нелепое прозвище — Букашка. Увы…