Ситуация в больнице действительно оказалась экстраординарная, требующая моего присутствия. Собственно, это была первая моя победа в череде долгих побед. И в другое время я был бы счастлив. Но теперь я мог думать только об одном: как бы не опоздать на концерт.
И, конечно, я опоздал. Концерт начинался в шесть. В половине девятого, когда моя победа стала несомненной – наш пациент окончательно пришел в себя, – я вышел из палаты. Но и спешить теперь было некуда, я понимал, что просто не успею доехать до концертного зала, даже к окончанию праздника, все для меня закончилось. Как и в тот день, когда я потерял ее первый раз. Но тогда судьба дала мне второй шанс – я не смог его использовать. Теперь ничего не исправишь. Сегодня последний день фестиваля, завтра она уедет из нашего города.
Я уходил все дальше от палаты, где состоялась моя самая большая в жизни победа, где была загублена вся моя жизнь. Слова-поздравления моего друга и коллеги звучали как насмешка, не нужные, бессмысленные, ведь я все проиграл, все потерял. И в эгоизме отчаянья я винил его в том, что произошло. Если бы он мне не позвонил, не попросил приехать, я бы пошел на концерт и встретил ее… А он все испортил.
Из коридора я вышел на лестницу и долго спускался, почему-то не сообразив вызвать лифт. И опять, как в тот день, мне ужасно захотелось поскорее оказаться дома, остаться в одиночестве, но кругом, как и тогда, были люди. Я то и дело на них натыкался. Их разговоры вклинивались в мои мысли, их жизнерадостный смех раздражал. Ну, что же это? Как им не стыдно: больница – не место для веселья и такой глупой, легкомысленной болтовни.
Наконец, я выбрался на первый этаж, но тут из лифта вышел мой друг, увидел меня, страшно обрадовался, опять стал поздравлять, строить планы, мечтать вслух, как моя методика перевернет медицину и каких высот мы с ним достигнем. А потом, обняв за плечи, повлек в буфет.
– Ты все равно уже опоздал на свой концерт, – бестактно заявил он, – пойдем, чего-нибудь перекусим.
Я пытался ему возражать, я пытался сопротивляться, но он меня совершенно не слушал, расписывал все новые и новые перспективы. И я сдался, позволил увести себя в этот проклятый буфет. И…
Поверить в это было невозможно. Я и не поверил. Она сидела за одним из столиков, ела слоеную булочку, запивала кофе. И, не поверив, я подошел к ней.
– Что вы здесь делаете? – закричал я, словно обвиняя ее в каком-то дурном поступке. Она испуганно посмотрела на меня, пожала плечами, и я увидел, что на ней голубая медсестринская форма. – Почему вы так одеты? – продолжил я свой нелепый допрос. А она, смутившись, достала из кармана медицинскую шапочку и поспешно надела ее.