Я поднялся, прошелся по комнате, разминая онемевшее тело. Попытался припомнить мелодию, которая еще пару минут назад звучала во мне – и не смог: ушла безвозвратно. Но ощущения были живы и свежи. Я помнил, как «писал» музыку. Не писал, а записывал. Вот в чем все дело! Просто записывал, был инструментом. Музыка приходила извне. Точно так же, как извне приходят ко мне в последнее время все эти не мои мысли, как приходили воспоминания об Инге, которую я не знал, как, в конце концов, приснился мне этот сон о незнакомом человеке, учителе математики… Как?.. Я знаю множество историй о других незнакомых людях, которых нет и не может быть в моей памяти. О режиссере, внезапно переключившемся на разработку компьютерной программы, о женщине, у которой пробудился художественный талант, о гимнасте, что посреди выступления на международных соревнованиях вдруг начинал предсказывать зрителям будущее… Я знаю то, о чем знать не могу. И все эти люди делали что-то, о чем до определенного момента даже не думали. Они и я – мы все словно продолжаем чей-то путь, чью-то жизненную задачу – подхватываем эстафетную палочку. Но почему?
Мне вдруг до невыносимой боли стало жалко всех этих людей, а почему, не знаю. А еще я чувствовал перед ними вину. Но в чем виноват, объяснить тоже не мог. Моей вины здесь нет и быть не может, ведь я один из них. Мы все одинаково обречены продолжать чью-то чужую работу, жить чужими воспоминаниями, чужой жизнью. Каждый из нас – тот «работающий компьютер», на который передается информация с жесткого диска чужого мозга.
Ощущая себя неким каторжником, несправедливо осужденным на пожизненный непосильный труд, я вернулся к компьютеру. Разбудил его, выдвинул клавиатуру и приготовился ворочать эти неподъемные глыбы чужих – чуждых, враждебных, ненавистных – мыслей.
Но очень скоро работа меня увлекла, чужие мысли перестали давить, я опять, как вчера, как тогда в лаборатории, ощутил невероятный прилив сил и эйфорическое вдохновение. Теперь меня тревожило только одно, как успеть все записать, не сбившись с темпа. И когда услышал, как кто-то ходит по моей квартире, страшно разозлился: прервут необыкновенно важную работу, собьют, спугнут мысль. На секунду мне представилось, что это вернулась Инга, но и она не могла сейчас примирить с тем, что придется хоть на мгновенье отвлечься даже для того, чтобы с ней поздороваться.
– Игорь Соловьев? – окликнули меня. Это была не Инга. Тем хуже. Тем лучше! На кого-то еще я имею полное право не обращать никакого внимания.
Некоторое время мне действительно удавалось работать, хоть и несколько напрягало присутствие постороннего. Но потом внимания к себе незваный гость все же потребовал. Резко, в категоричной форме. Я понял, что так просто он от меня не отстанет, и согласился ответить на его вопросы.