Ну конечно, Шохов сейчас сообразил, что никаких бананов на месте его дома не будет, это всего-навсего милая шутка проектантов... Подобное пишут на застолбленных для дальнейшей стройки участках, пока Госплан не утвердит какой-нибудь химический или иной комбинат... Да какая же разница-то!
Где же в его планах, очень продуманных и выверенных, могла произойти осечка, что не предусмотрел он такого поворота событий?
Он снова обратился к ненавистной кальке. Уже более тщательно, квадрат за квадратом, он стал ее изучать, пытаясь найти хоть какие-то изъяны, за которые могла зацепиться его изобретательная мысль.
Шохов не зазря считал себя опытным строителем, верным учеником Мурашки. И не такие калечки и чертежи держал в руках, да не все они, ох далеко не все воплотились в реальные строения. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги! — так и говорилось, когда чуть ли не в последний момент (а до последнего, так еще тысячу и один раз) менялся замысел — и все поворачивалось... Так случилось в Усть-Илиме: вместо скального основания оказался мягкий грунт (сэкономили на бурении), и пришлось вколачивать тысячи свай и переделывать проект и всю привязку... Ах, да что говорить, всяко еще могло и тут повернуться!
Но то, что происходило раньше по ходу дела и стало как бы привычным, Шохов хотел угадать до рождения; в зачатке выявить те микроскопические трещинки, которые могли бы свести на нет весь проект в целом. Предстояло в тоненьких линиях, на молочно-матовой скромной бумажке разглядеть и прощупать весь чужой замысел и его промашки. Надо было вычислить реальность плана, пользуясь и опытом, и строительной, вот что главное, интуицией. Хотя и говорится, что информация — мать интуиции.
Однажды Шохов необыкновенно поразил своего дружка Петруху, когда заявил ему, что он не только определил место для своего дома, пользуясь розой ветров (в конторе все можно найти!), не только восходы и закаты, для того чтобы в красное окно солнце по утрам входило, но и потратил недельку, сидя по вечерам, чтобы определить возможность паводка от большой реки.
— Паводка? — спросил недоуменно Петруха, для которого такие страхи были столь же нереальны, как столкновение, скажем, Земли с кометой.— Паводка? — повторил он с той милой и детской интонацией, которая поперву умиляла, а потом раздражала Григория Шохова. — Так ведь река вон где, а мы вон где? Как это она может нас затопить-то?
— Еще как может! — отвечал Шохов вовсе без улыбки и даже с угрозой непонятно по чьему адресу.— Она по оврагу против ручья сюда придет.