— Против течения? — насупился Петруха. Он всегда обижался, если Шохов выговаривал ему, как школьнику.
— А ты почитай,— будто не замечая Петрухиной обиды, поучал Шохов,— как вода города крушит. Страшней воды ничего на свете нет, когда она из управления выходит. Про волны цунами слышал небось? Так вот, шпарит такая волна метров выше двадцати — тридцати — и ничем ее не остановить, даже приглушить невозможно.
— Цунами — это там у них,— наивно предположил Петруха.
— Ну, а если атомную бомбу в реку бросить и плотину, к примеру, разрушить, то и выйдет тебе цунами! Я тут для интереса это все пересчитал и могу сказать, что тысячу километров по реке, конечно с угасанием, будет идти такая волна и многое может снести... А так как мы расположены по боковому ее ответвлению, то удар придется и сюда. Вот смотри! — Шохов моментально нарисовал на подвернувшемся клочке реку, плотину, город и их маленький ручеек с единственной избушкой. А потом ту избушку прикрыл чертой под крышу и заштриховал.— Видал? Тебя первого и смоет!
— А тебя?
— А меня не смоет. Я выше построюсь, потому что я предусмотрительный! А если мы вместе поселимся, то и тебе бояться нечего.
Похвастал Шохов, но не соврал. Волну и бомбу предусмотрел, а планы государственные — нет. Вовсе это не от безверья, уж кому, как не Шохову, знать, как быстро кругом застраивается. Просто с высоты прожитых лет было ему видно, что никого еще не сносили в таких случаях, а как бы узаконивали, привязывали, подверстывали к другим объектам, так все и оставалось. Тут можно было только в одном случае ошибиться. А он такого случая не видел — и в момент закладки своего дома, и сейчас. Подумаешь, бананохранилище — то не военный объект! Не стратегический завод, который нельзя перенести без потерь!
Все это принял Шохов ко вниманию, если придется действовать обществом. А на общество тоже рассчитывал Шохов не в последнюю очередь. Коллективное мнение — большая сила.
Ну, а если говорить по правде, то дальновидный Шохов и дом-то, изобенку, кельёнку свою, предусмотрительно с возможностью перегона построил. Только сани под столбы подвести — и гони ее в какие хочешь дальние дали, от города и бананохранилища! Промашка тут не в шоховском плане, а в шоховской жадности произошла. Вот как стоило это назвать! Она тогда произошла, когда он меру потерял и начал лепить хозяйство к хозяйству: и погреб, и подвал, и баньку, и сарай, и еще лабазню, и еще гараж, да с садом и огородом, как и полагалось оно при хозяйстве. Тут сам дом как бы затерялся в остальном, он вроде бы цену имел не сам по себе, а по тому, что к нему прилегало. Особо же водопроводом самодельным, и электричеством, и летним домиком с кухней и баллонным газом, и тротуарчиком перед крыльцом. Перечислить — и то выходит, Шохов эти два года то и делал, что непрерывно доводил свое хозяйство до ума. И когда уже казалось, что дело к концу и можно вздохнуть впервые свободно (ой ли, сказал бы Петруха, так уж и вздохнуть, да возможно ли представить?!), а тут она, волна-то страшная, и накатилась. Не бомба, нет. Невинный планчик на кальке.