А в том, что́ говорила Тетя, я никогда не сомневалась.
Знала я о Тете и кое-что еще. Несколько раз я видела, как рано утром она тайком выскальзывала из папиной спальни, слышала звуки, доносившиеся из-за запертой двери, когда Тетя навещала его по ночам.
Тетю я старалась не сердить. Она терпеть не могла, когда ей возражают, вспыхивая буквально от малейшей искры. Если кто-то вдруг не хотел платить ей за лекарства, наговоры или другие услуги, она сама отправлялась в городок и, бормоча заклинания, рассыпа́ла вокруг жилища должника странный черный порошок, который доставала из подвешенной к поясу замшевой сумки. После этого на упрямца и членов его семьи обрушивались самые разнообразные несчастья: болезни, пожары, неурожай и прочее. Некоторые даже умирали.
Я опустила в корзину очередную порцию папоротниковых завитушек.
«Скажи, Тетя, а мертвые правда могут возвращаться?»
Слегка наклонив голову, она долго смотрела на меня маленькими, темными глазами.
«Да, – проговорила она наконец. – Мертвые могут возвращаться. Есть один способ… О нем немногие знают, а кто знает – передает секрет своим детям. У меня детей нет, а поскольку ты – мой самый близкий человек, я передам этот секрет тебе… в свое время. Я запишу все, что знаю… что мне известно о “спящих”, потом положу бумаги в конверт и запечатаю пчелиным воском. Ты спрячешь конверт в надежное место, и однажды, когда ты будешь готова, ты вскроешь его и прочтешь…»
«А как я узнаю, что я готова?» – спросила я.
Тетя улыбнулась, обнажив мелкие, слегка заостренные, как у лисы, зубы – белые, но в пятнах от табачной жвачки.
«Узнаешь», – твердо сказала она.
Все это я пишу тайком, спрятавшись под одеялом. Мартин и Лусиус уверены, что я давно сплю. Я слышу, как они ходят внизу, пьют кофе и обсуждают мою «болезнь» (боюсь, что прогноз не слишком благоприятный). Это, однако, не помешало мне мысленно вернуться в прошлое, вспомнить, как все начиналось, и восстановить полную картину буквально по кусочкам – так женщины в наших краях шьют лоскутные одеяла и коврики. Вот только мое одеяло получается на редкость мрачным, если не сказать – жутким.
«Герти…» – слышу я голос Мартина сквозь позвякивание ложки, которой он помешивает кофе в своей любимой жестяной кружке. Я уверена, что сейчас Мартин сильно хмурится, на лбу появляются глубокие морщины, а лицо становится печальным, как бывает каждый раз, когда он произносит ее имя.
Затаив дыхание, я прислушиваюсь изо всех сил.
«Иногда несчастье может сломать человека, – отвечает Лусиус. – И он уже никогда не станет прежним».