24 июня в Фастове нас арестовали, а 24 июля, т. е. ровно через месяц, мы были уже на свободе. Выпуская нас из тюрьмы, нам объявили, что мы вольны ехать, куда нам хочется, кроме Добровольческой армии. Не знаю, наивность ли опять того же гауптмана сказалась в этом нелепом требовании, нарушить которое нам никто не мешал, или он рассчитывал, что мы по молодости своей будем столь наивны, что примем к исполнению его требование-совет, или же просто так это высказано им было, чтобы вообще что-либо сказать нам на прощание. Одного мы все же после этого уже не повторяли: не собирались опять ехать группой, а разъехались поодиночке.
Так вместо нескольких дней отлучки, на которую я испросил в Мечетинской в штабе армии разрешение, я проболтался в ожидании больше двух месяцев. А в это время – в тюрьме мы еще с жадностью проглатывали доходившие до нас известия с Северного Кавказа – Добровольческая армия совершала свой знаменитый победоносный 2-й Кубанский поход[207].
Около недели по выходе из тюрьмы я пробыл под Киевом у родной сестры. Затем поехал в Таганрог. Мой родной город в это время был уже освобожден, и 15 августа на Успение я был в Ейске в кругу своих родных, отца, матери, братьев и сестер. Все, разумеется, были чрезвычайно рады видеть меня целым и невредимым. После виденных и пережитых ими ужасов царства большевиков в Ейске радость эта была естественной и вполне понятной.
18 августа я был уже в Екатеринодаре и явился в штаб к генерал-квартирмейстеру, генерального штаба полковнику Сальникову, приятелю и однокашнику по императорской Военной академии. Еще через день я получил назначение в штаб 3-й пехотной дивизии полковника Дроздовского, на должность помощника начальника штаба дивизии.
4. В дивизии полковника Дроздовского[208]
23 августа я отправился к месту назначения, хотя был болен, и необходимо было подлечиться. Но имея предписание, не счел возможным поступить иначе.
Сел в поезд командующего армией, который тоже в этот день отправлялся в поездку по фронту по реке Кубани и в город Ставрополь. Поезд командующего был почти пустой. В нем выехали из Екатеринодара и. д. генерала для поручений генерального штаба полковник Кусонский, конвой генерала Деникина, еще несколько нижних чинов и я. Командующий с начальником штаба, генералом Романовским[209] – поехали в автомобиле. Не доезжая Тифлисской[210], на каком-то разъезде наш поезд задержался, и в него сели командующий армией и начальник штаба, так как их автомобиль испортился.
На ст. Тифлисская генерал Деникин с начальником штаба вышли из поезда, имея намерение повидать полковника Дроздовского, который со штабом располагался в этой станице. Однако на станции ни полковника Дроздовского, ни кого-либо из чинов его штаба не оказалось. Командующий был несколько смущен, что его никто не встретил. Однако очень скоро неловкость эта была рассеяна, и вина в этой неловкости не могла быть отнесена по адресу начальника 3-й дивизии. Он был извещен о выезде к нему командующего «на автомобиле» и приготовился его встретить у выезда из станицы на ст. Ладожскую