Когда мы вынеслись из-за монастырского кладбища в поле, встретили полковника Витковского с довольным выражением на лице: ясно было, что эта последняя большевистская попытка ликвидирована. Мы остановились. Витковский доложил, что большевики предприняли было контратаку на монастырь, но он вводом в дело резервной роты погнал их снова. И мы действительно видели, что все впереди уже перло к городу, а большевиков нигде не было видно и огня не слышно. Проехали мы затем к кургану, чтобы посмотреть, что делается на правом фланге. С кургана нам открылось все пространство между архиерейской дачей и Казенным лесом. Здесь перепутавшиеся части самурцев и офицерского батальона капитана Андриевского распутывались и выдвигались: первые – к оврагу Ташла, начинавшемуся в архиерейской даче и отделявшему монастырское предместье от города, вторые – на юго-восток, в промежуток между дачей и лесом. Противника нигде не было видно. Получены были здесь сведения, что самурцами и офицерским батальоном захвачено много пленных, спрашивали, что с ними делать, куда прислать. Указано было, чтобы препроводили в штаб 3-й дивизии, к монастырю. Но этих пленных мы так и не видели, да и никто как-(то) ими уже и не интересовался. Куда они девались – неизвестно. Впрочем, можно было догадываться об их судьбе; вероятно, их попросту уничтожили, за исключением разве тех, что искренне выразили желание стать в ряды самурцев; те принимали таких охотно и нередко пополняли свои малочисленные ряды. Этот ужасно жестокий прием обращения с полоненными порожден Гражданской войной, где ожесточение сторон до звериной беспощадности. Поистине тут борьба шла на «уничтожение» врага. Начало Гражданской войны, 1918 год, особенно отличалось жестокостью приемов. Высшее начальство боролось с этим настойчиво, ибо помимо побуждений гуманности это было в интересах Добровольческой армии, пошедшей войной не против одураченной и психически заболевшей народной массы, а против насадителей болезни и руководителей занемогших стад.
Мероприятия начальства долго оставались безуспешными. В дивизии Дроздовского и особенно среди частей, где сохранилось еще много старых дроздовцев, вышедших с ним из Румынии, пожалуй, чаще других наблюдалось беспощадное обращение с пленными. Сложилось это в силу вещей, так сказать: было много случаев гибели лучших дроздовцев, имевших несчастную судьбу попасть к большевикам в плен невредимым или оставленным на поле боя раненым. Все они умерли в страшных муках от рук восторжествовавших над ними большевиков; трупы же обезображивались до неузнаваемости. Старые дроздовцы мне рассказывали о случае, например, в бою под Белой Глиной в июне месяце, когда армия шла на Тихорецкую; там они понесли очень чувствительные потери, среди которых был и командир полка. Все раненые почти попали к большевикам и подверглись мучительной смерти от их рук, а над всеми трупами были произведены ужасные надругательства