Ирокезы-степняки были выше аиотееков как минимум на голову и более удобно одеты (а скорее — раздеты) для драки в воде — халаты аиотееков, намокнув, стали тяжелыми и сковывали движения. К тому же ирокезы были готовы к бою, так что первая парочка аиотеекских вояк, успевшая лишь подняться на ноги и худо-бедно отплеваться от речной воды, умерла толком не поняв, что случилось.
Еще троим, сумевшим с трудом, но удержаться верхом на своих верблюдах, в спины прилетели бумеранги и «помогли» «превратиться» из кентавров в ихтиандры. …Один так и поплыл по течению в стиле тухлой рыбки, тщательно скрывая признаки жизни. А двоих оставшихся добежавшие до врага ирокезы мгновенно закололи своими копьями.
…Я, едва заслышав первые звуки боя, развернулся и выхватив левой рукой топорик попытался изобразить лицом и телом готовность ринуться в бой, молясь в душе своему божку-заступнику, чтобы всех врагов уже убили.
Тщетно! Изображать ничего не пришлось. Какой-то чересчур умный оуоо, видать сообразивший, что скачущие впереди него сородичи неспроста падают со своих верблюдов, дал большой крюк влево, и объехал брод стороной. Правда для этого его верблюду пришлось погрузиться в воду чуть ли не по самые горбы, но зато сейчас он имел шанс проскочить на противоположный берег реки и ломануть в степь, чтобы предупредить оставшихся в лагере сородичей об опасности.
И естественно, на его пути стояла только одна непреодолимая преграда — в виде грозного Меня!
Ой! К счастью не только! Топкий густо заросший тростником в том месте берег речушки, кажется, добровольно вызвался быть моим помощником. Он хватал верблюда за копыта топким илом, опутывая ноги стеблями тростника, и бедная животинка мучилась и дрыгалась в этих недружественных объятьях, пытаясь выбраться на более-менее твердую почву, прежде чем ее всадник сможет начать мочить меня. А друзья-ирокезы тем временем уже бегут на помощь…
Но и просто стоять на месте и ждать, когда соплеменники убьют врага вместо меня я не мог. Надо было изображать военные действия.
…Вот только нет ничего хуже, чем пытаться изображать военные действия. Тут надо либо драться всерьез, либо бежать с поля боя или сдаваться. Иного не дано, бой не прощает такого неуважительного отношения к себе.
Так что, когда я подскочил поближе к противнику, размахивая топориком и крича что-то грозное, верблюд, то ли напуганный моим устрашающим видом, а то ли просто нашедший какую-то твердую опору в вязком иле, вдруг рванулся и за долю секунды оказался возлеи меня.
Спасся я благодаря трем вещам. Заступничеству божка, помогающего дуракам, тому, что всадник кажется и сам был не слишком готов к таком повороту событий и несколько мгновений ловил равновесие, сидя на спине своего зверя. …Ну и, отчасти, благодаря собственным умениям и рефлексам.