– А ты лучше расспроси свою обожаемую девочку, как все на самом деле было, – прищурилась мать. – Она добилась того, чего хотела. Только вот непонятно, чего… Что, доча?
Ее налитые кровью глаза отыскали меня за тетиной спиной.
– За что ты так со мной, а?
Я молчала, изо всех сил стискивая сумочку, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Заставила себя пролепетать:
– Мамочка, почему ты меня во всем винишь? Я не хотела… Правда, не хотела… Прости меня, мамочка…
– Совести у тебя нет! – взорвалась тетя Света, сверкая на мать глазами. – В общем, Клавку я забираю. Ей у меня лучше будет.
– Черта лысого ты ее заберешь!
Мать швырнула стакан, метя в тетю, но та увернулась. Стекло разлетелось, соприкоснувшись со шкафом. Во все стороны брызнула водка.
– Она – моя дочь, понятно?! И будет со мной жить!
– Если не уймешься, я в суд обращусь. Расскажу, какая ты никчемная мать! – выдвинула тяжелую артиллерию тетя. – Все вспомню. И то, как ты Виталечке изменяла на глазах у ребенка. И как этого кобеля проклятого в дом привела. Страшно представить, через что моей девочке пройти пришлось.
– Твоей девочке? – прошипела мать. – У тебя отродясь своих-то не было. Это моя девочка, понятно? Злобная сука! Старая дева!
– Можешь оскорблять меня, сколько хочешь… – Ноздри тети раздувались, выдавая, в какой она ярости. Но держалась она на пять с плюсом. Я даже восхитилась. – Все равно я заберу Клаву. Ей нельзя оставаться с такой никчемной матерью, как ты.
– Значит, я никчемная мать? – Мать откинулась на спинку кресла и вдруг разразилась рыданиями. – Да я из кожи вон лезла, чтобы у нее все было, как у людей. Пока твой Виталенька тетрадки проверял, получая за это гроши, я тянула все на себе! Магазин открыла с нуля, пахала как проклятая от зари до зари. Приходила домой и еще поесть им готовила, обстирывала, обслуживала. И что в итоге, а? Да Клавка ж меня ни в грош не ставила! Когда я что-то просила сделать, смотрела, словно на врага народа. Признавала всегда только папочку своего блаженного. А кто он такой был? Неудачник! Ни на что не способный мечтатель!
– Не смей так об отце! – не выдержала я, выскакивая из-за спины тети.
Кинулась на мать, затрясла ее за плечи.
– Он – самый лучший был, понятно? Ты и мизинца его не стоишь!
– Неблагодарная тварь! – выплюнула мне в лицо мать. – Ну и катись! Убирайся!
– С большим удовольствием! – откликнулась я и отпрянула от нее, как от прокаженной.
Ощутив влагу на щеках, только сейчас заметила, что рыдаю как белуга. Махнув рукой, бросилась в свою комнату. Не могу сейчас видеть мать. Иначе не сдержусь и глаза выцарапаю. Ее слова об отце то и дело всплывали в памяти, причиняя саднящую боль. Как она может?! Это она неудачница! Она, а не папа! Никто не смеет так о нем говорить!