продал лицензию на самовары и печки на территорию всей империи на двадцать пять лет. Все одной фирме. Хорошо хоть имя мое оставил. Самовар называется теперь просто «кобчиком». И на каждом будет выбито «Кобчик-патент». Ну и мне оставил право делать авторские экземпляры. И только.
И вот стою я практически на том месте, откуда почти год назад уходил в армию. Весь из себя красивый такой, в новенькой полевой форме, которую тут еще не видели. Старший фельдфебель гвардейской артиллерии особого могущества с лейтенантскими погонами на плечах. Флигель-адъютантский аксельбант защитного цвета. На груди крест и медаль. На боку болтается на подвесе золотой кортик. На поясе наградной револьвер.
Нет, тот первый револьвер, который я с плененного цугульского офицера снял, так и не нашли. Сгинул он на дороге. Но фельдфебель Эллпе сделал мне роскошный подарок. Точно такую же новенькую стреляющую машинку с восстановленной серебряной табличкой на рукоятке. Его вручили мне торжественно, когда я устраивал отвальную для полигона.
Успел еще Шибза отблагодарить тем, что уболтал Плотто взять его в полет. С фотоаппаратом. Фотографический художник был реально на седьмом небе от счастья, сделав несколько панорамных снимков с высоты птичьего полета для своей газеты. Ну и для нас парочку кадров с объективом, направленным прямо вниз, на интересующую меня железную дорогу. Так состоялась первая в этом мире аэрофотосъемка, для которой дирижабль подходил лучше любого летательного аппарата плавностью полета и отсутствием какой-либо вибрации.
Когда фотопластинки проявили, Плотто был потрясен открывшимися перспективами воздушной разведки. Особенно когда стали сравнивать фотографии с топографической картой.
Шибз заявил, что он себе представляет, как сделать для такой работы специальный фотоаппарат, стационарно закрепленный на дирижабле. И знает, у кого его изготовление заказать. А мы пообещали приоритетно протолкнуть это его изобретение в военное ведомство. Плотто заявил, что начальники фронтовой и флотской разведок оторвут такое подспорье с руками. А то воздушные наблюдатели пока от руки кроки ваяют. А уж когда каплей сказал, что размер такого фотика особого значения не имеет — места в гондоле много, Шибз просто загорелся энтузиазмом.
А я лишь в очередной раз тяжко вздохнул: рожденный ползать…
— Куда ехать господину офицеру? — обратились ко мне со спины на имперском языке с жутким рецким акцентом. — Мигом домчим. Оглянуться не успеете. Конь — зверь!
Тавор, глядя за мою спину, моментом положил руку на деревянную кобуру пистолета Гоча, которым я его вооружил.