– На следующей неделе у моей дочери день рождения.
Я выпала в осадок:
– У вас есть дочь?
– Да. И бывшая жена, и бывший дом, и бывшая собака.
– А сколько ей лет?
– Восемнадцать. Хм, не знаю, как до нее достучаться. – Он вздохнул. – Представь, она меня ненавидит.
– Есть ли фурия страшнее, чем сердитая восемнадцатилетняя девушка? – улыбнулась я, перефразируя классика.
– У тебя тоже был такой период?
– Так он у всех бывает, разве нет? Какая она? Что ей нравится?
Мистер Хэрмон посмотрел на меня и беспомощно всплеснул руками, словно пытаясь передать что-то непередаваемое.
– Она совсем не похожа на тебя.
– А конкретнее?
– Ну, ты такая собранная, а она… нет. Учится с трудом, безуспешно борется с лишним весом. Красит волосы в черный цвет и слушает панк-группы, от визга которых мне зачастую хочется наложить на себя руки.
– Моя бабушка сказала бы, что громкая музыка – это крик о помощи. Пишите ей, даже если она не отвечает. Звоните, даже если она отмалчивается. Пусть чувствует, что вы ее любите. Расспросите ее лучшую подругу. Та наверняка знает, о каком подарке на день рождения мечтает ваша дочь.
– Ты права.
– Очень приятно от вас такое услышать.
Он рассмеялся.
Я глянула на часы. Время покажет, как говорит моя бабуля, время покажет.
– Я никогда этого не хотел. – Он указал на черный стол и на белую доску.
Доска, тоска.
– Знаю-знаю, вы ненавидите Одессу.
– Да нет, я совсем про другое. Я хотел стать писателем, изучать поэзию, а не заниматься бизнесом.
Мечта, не та.
– Тогда почему вы здесь?
– Семья.
Одно слово, а как много им сказано.
– Я тоже хотела пойти изучать английский язык. Но бабушка была против.
Да уж, еще как против: «А кто согласится платить за то, что ты встанешь на углу на табуретку и начнешь декламировать Шекспира? Да никто! Английский – это не профессия, это баловство. Пойди учиться на инженера или на бухгалтера – получи профессию, которая в будущем тебя прокормит».
– Ты на нее разозлилась? – спросил он.
– С чего бы? – Я пожала плечами. – Она для моей же пользы советовала.
– Ты гораздо добрее и терпимее, чем я. Даже долгие годы психотерапии ничего для меня не изменили. Я всегда ненавидел отца за то, что он лез в мою жизнь. Заставил получить степень по управлению бизнесом. Заставил…
– Что?
– Не важно.
Bite-bit-bitten.
Необычные гневные нотки в его голосе взволновали меня, и я по привычке прикрыла рот пальцами.
– Тебе больше не надо так делать, – одернул меня мистер Хэрмон.
Я послушно положила руку на колено. Он молчал. Мне хотелось заполнить эту странную тишину, отвлечь его, чтобы не был таким смурным. И я заговорила об Одессе: