Трудился и страдал и жалкому невежде
Природу освещал сиянием твоим, –
Как шел я, не боясь ни ссылки, ни изгнанья!
Суди меня, мой бог!
Я мог ли ожидать такого воздаянья?
Суди! – Нет, я не мог –
Не мог я ожидать, склонен главой и бледен,
Что, тяжко надо мной десницу опустя,
Возьмешь ты у того, кто радостью так беден,
Ее последний луч, возьмешь его дитя!
Прости, что на тебя роптал я в лютом горе,
Что на тебя хула,
Как из ребячьих рук тяжелый камень в море,
Мной кинута была!
Могли ль твой видеть свет мои больные очи,
Когда спалила их нежданная гроза,
И траур лег на них чернее адской ночи,
И в нем до слепоты изъела их слеза?
И можно ль, господи, чтоб человек в потере,
Где мысли луч исчез,
Всё помнил, что над ним всё те ж на вечной сфере
Созвездия небес?
Да, я был слаб, как мать. Пред высшим приговором
Теперь склоняюсь я, приемля свой удел.
Другим мной брошенным на всю природу взором
В широкой горести мой разум просветлел.
Творец! Я сознаю, что тяжкий грех – проклятья.
Выдерживая боль,
Не буду я роптать, не буду проклинать я,
Но плакать мне позволь!
Да, слезы пусть текут, как водный ток обильный!
Ты сам нам слезы дал, – пускай они текут!
Позволь мне иногда на камень пасть могильный
И дочери шепнуть: «Ты чувствуешь? Я тут».
Позволь мне иногда ей перекинуть слово
Под тихий вечерок,
Когда казалось бы, что этот ангел снова
Меня услышать мог!
Сквозь зависть в прошлое я взор вперяю жадный
И всё мне видится тот миг, тот страшный час,
Когда мой херувим, мой ангел ненаглядный
Вдруг крылья развернул и улетел от пас.
И будет мне весь век тянуться час тот лютый,
Когда, утратив дочь,
Вскричал я: «Здесь был день – тому одна минута,
И вот – теперь уж ночь!»
Прости мне, господи, что дух мой так расстроен!
Не гневайся, что я горюю вновь и вновь!
Я умирен с судьбой, но я не успокоен, –
Из язвы роковой лилась так долго кровь!
Не гневайся, что так терпенье наше скудно!
Теряющим детей,
Ты знаешь, господи, как душу вырвать трудно
У скорби из когтей.
Ты знаешь: ежели во мгле существованья
Вдруг озарила нас в один счастливый день
Улыбка нового нам милого созданья
И жизни сумрачной нам разогнала тень, –
Когда нас обновил веселый вид ребенка,
Чья прелесть так светла,