Инструкцию по расконсервации они обнаружили сразу, как вошли в станцию. Привязанная на самом видном месте, она распушилась «аккордеоном» в невесомости. Но где остальная документация? Её следовало искать.
– Разлетаемся по модулям, – командовал Сергей. – Каждый берёт светильник с удлинителем. Цель поиска – инструкция в красной обложке: «Ремонтные и профилактические работы».
Бортовую библиотеку оказалось было найти не сложно. Обнаружили её в технологическом модуле.
– Открываем «Средства связи»: замена радиопередатчика. Жан, читай, а я буду действовать. Погоди, кабель подведу…
Что здесь можно прочесть? Квадратики, крестики, а если встретятся слова, то на птичьем языке. Жан и Софи были озадачены. Они гордились знанием русского языка. Для них знание языка было предварительным условием. Но то, с чем встретились они в бортжурнале, поставило их в тупик, однако не смутило Сергея.
– Читайте, как есть, – весело командовал он. – Ничего особенного. Это полётный язык. Записано экономно и коротко. «Вкл.» означает включить, «Откл.» – выключить. Поначалу писали «Выкл», но по связи путали, неясно получалось. Читайте, как есть, я разберусь.
Во всем имелись свои проблемы. Многоштырьковые разъёмы подходили лишь каждый к подобному, но им повезло и к сеансу связи всё-таки удалось соединить блоки связи с источником питания, и теперь осталось дождаться этих волнующих минут.
– Заря, как слышите? Это – «Близнецы».
Сергей назвался позывным, как положено, хотя не всё ли равно как теперь называться. Они – одни космосе.
С их позывными вышла история. Ушли, канули в Лету времена героических позывных. Им предложили выбрать самим, и они заспорили. Софи предложила выбрать «Фламинго» не из-за красоты звучания. Он ей напоминанием незабываемое тихое утро – нежнейший перламутр, и над зеркальной гладью залива летящие фламинго. Это случилось с ней на Багамах и было даром небес, даривших беспричинное счастье картиной неведомых фламинго, бесшумно скользивших над розовой водой в её первом взрослом учительском вояже. Фламинго летели слаженно и бесшумно, точно души ушедших над землей. И позывной стал бы для неё воспоминанием. Она спросила:
– Нравится?
– Ничуть.
Славное было время. Спорили по любому поводу до умопомрачения.
– Почему?
– Клюв у них – подозрительный, а окраска – вызывающая.
Вот и толкуй. А Софи нравилась редкая неуклюжая грация длинноногих птиц, милым казался клюв, удивительными перья цвета зари, не перекрашенные эволюцией.
– Это не аргумент.
– Вот полюбуйтесь, – не поленился притащить Жан «Двадцать тысяч лье под водой». – Сейчас прочту о любимом блюде Виталия.