Я услышала на лестнице шаги мамы.
И ее рыдания.
Она зашла в свою спальню и заперла дверь. Она всегда это делала, когда он ее бил.
Это я точно знала.
Открыв глаза, я посмотрела в потолок.
Очень медленно я развела руки, закрывавшие мои уши. Было тихо.
Как всегда.
Будто бы шторм промчался сквозь воды и оставил позади себя только печаль и жалость.
Закрыв глаза, я попыталась не думать о моем отце и матери.
У меня это получилось, и я заснула.
Но ненадолго.
Я почувствовала чью-то ладонь под моей пижамой.
Открыв глаза, я увидела перед собой лицо моего отца.
Это было странное ощущение.
Я не хотела этого.
– Папа, не надо.
– Замолчи.
– Папа, я не хочу этого! – я со всей силой попыталась отодвинуть от себя его руки, которые к тому
времени шарили уже в моих трусах.
Я дергалась и боролась с ним.
И ему это не понравилось.
Совсем не понравилось.
Внезапно я почувствовала сильную боль в щеке.
Он меня ударил.
Я хотела закричать, позвать на помощь, но он зажал мне рот рукой.
Я была беспомощной. Слабой. Одинокой.
Поэтому я позволила этому случиться со мной.
Я не плакала.
Ни разу за то время, что он делал это.
Я плакала, когда он ушел.
Я плакала, когда лежала одна в своей кровати и пыталась избавиться от воспоминаний о боли.
Затем я утыкалась в подушку моей мамы и рыдала.
Но никто меня не слышал.
Никто не узнал об этой свинье.
Никто.
И каждый раз эти ночи были для меня иссиня-черными.
Даже когда месяц озарял светом мою комнату.
А теперь я так же лежала на кровати и жалась лицом в подушку.
Опять я была одинока и слаба.
Я попыталась спокойно вздохнуть.
Попыталась подавить слезы.
Но у меня не получалось.
Вместо этого я сконцентрировалась на том, что меня окружало. На звуках, которые я могла
расслышать.
За окном ветер шелестел листьями деревьев, в гостиной работал телевизор.
– Почему ты так добр с ней? – услышала я голос Нильса.
– Потому что ты полный придурок, Нильс, вот почему, – голос Бена был зол.
Я навострила уши и отбросила все посторонние звуки.
– Почему это я превратился внезапно в полного придурка? Вчера еще ты был из нас двоих
придурком!
– Ты что, не замечаешь, как это все ее мучает? Не замечаешь, как ТЫ ее мучаешь?
После этого настала тишина.
А затем Нильс засмеялся.
Так просто и искренне.
Как будто он всю свою жизнь не смеялся.
И этот смех казался настоящим.
– Ты думаешь, она из-за меня так разбита?
– Да!
Теперь голос Бена звучал еще злее.
Добрых пять минут этот очаровательный смех не прерывался, что меня очень успокаивало, да так, что я прекратила плакать, и мои ужасные воспоминания сами собой ускользнули обратно в страну
забытого.