— В нашем брачном агентстве не так уж и много правил, и самое главное из них — никаких личных отношений между клиентом и сотрудником.
— Но ведь если он тебя замуж позовёт, то это же будет считать отличным выполнением возложенной на вас с Эриком миссии. Разве нет? — Вот честное слово, я готов был расцеловать шатена в обе щеки, и вознаградить сундуком золотых за столь гениальную идею.
— Ага, как же, позовёт он меня замуж, держи карман шире! — печально шмыгнула носом Пшеничкина. — У Бернардо таких влюблённых дурочек как я — пруд пруди, чтобы он там не загонял, мол, все свадьбы устроены мамой.
Чуть не заорав: «А вот и неправда! Если хочешь, хоть завтра в Дворец Бракосочетаний отправимся!», всё-таки успел вовремя прикусить язык, причём в буквальном смысле этого слова. Ибо этот прощелыга Заборный, мило оскалившись окончательно захмелевшей Майе, вякнул нечто очень похожее на «Этот придурок сам виноват, что упустил такую девушку!», и поцеловал её. Нет, не так, он поцеловал МОЮ помощницу свахи! Злобно булькнув, знаком подозвал расторопного халдея.
— Что изволите? — с придыханием выдохнул парнишка, материализуясь рядом со столиком.
— Бокал шампанского и красную розу вон для той дамы, — глазами указав на сидящую впереди Пшеничкину, злорадно ухмыльнулся — сейчас начнётся всё самое интересное.
— Как изволите вас представить? — всё никак не унимался подневольный рабочий.
— Клиент с проклятием на челе, — решив, что хватит играть в детский сад, решительно снял шляпу и бросил её на столешницу.
Понятливо кивнув, официант побежал исполнять заказ, а я же мысленно похвалил себя за находчивость. Проследив за тем, как парнишка ставит перед оторопевшей Майей бокал с игристым напитком и с полупоклоном вручает розу, честно говоря, немного струхнул. А если Пшеничкина не любитель подобного показушничества?
«Тогда быть мне битым…» — печально констатировало инстинкт самосохранения, наградив пинком дремлющее шестое чувство.
Заметив, как помощница свахи начала медленно оборачиваться в мою сторону, навесил на лицо ласковую улыбку, и поспешно избавился от перчаток и шали, а то потом не докажу для каких именно целей они были нужны. Дождавшись, когда Майя полностью развернётся в мою сторону, и удивлённо вылупит глазки, готовые вот-вот вылезти на лоб, приветливо помахал рукой опешившему Максиму. Набравшись храбрости, мило прокукарекал, мысленно молясь, чтобы голос меня не подвёл:
— Родная, пойдём домой?
Ради такого обалдевшего лица своей ненаглядной, можно вынести любые, даже самые жестокие побои!..
— Б-бернардо?! — и без того большие серые глаза стали размером с крышку от пятилитровой кастрюли, а челюсть смачно плюхнулась на пол. — Ты что здесь делаешь?