Помощница свахи
Разлепив глаза, первым делом просканировала ничего не понимающим взглядом потолок родной квартиры. Краем сознания, поддавшись на уговоры не в меру активного таракашки-маляра, отметила, что давно пора бы перекрасить его из непонятного серого цвета в белый оттенок, но на этом пока всё и закончилось — ни золотых, ни желания, ни времени пусть и косметическим, но ремонтом заниматься не было. Осторожно перевернувшись на бок в тщетной надежде сползти с дивана, моментально охнула, схватилась за голову, и рухнула-таки на пол.
— Пшеничкина?! — Раздавшийся над головой голос показался смутно знакомым, а когда я, наплевав на жуткую боль, прострелившую затылок, всё же подняла голову, то буквально нос к носу столкнулась с… Бернардо де Лаберо, свесившимся с дивана! — Ты чего буйствуешь с утра пораньше?
— Чур меня, чур… — отмахнувшись от заботливого парня, поспешно задом начала отползать подальше от дивана. — Всё, больше не пью, — поймав заинтересованный взгляд тёмно-карих глаз, снизошла до пояснений, — а то вон, уже галюники мерещиться стали!
— Это ты сейчас кого имела в виду? — скептически изогнутая тёмная бровь отчётливо дала понять, что сам плод моего больного воображения себя таковым не считает. — Я самый, что ни есть, настоящий!
— Ага, — покладисто согласившись, пребольно стукнулась копчиком об дверной косяк и, немного скорректировав траекторию движения, удачно выползла в коридор.
— Пшеничкина, ты мне что, не веришь? — и столько детской обиды и недовольства прозвучало в столь родном и знакомом голосе, что, каюсь, ровно на секунду усомнилась в своей адекватности.
— А с чего это я должна тебе верить? — Проглотив слово «глюк», так и вертевшееся на языке, попыталась как можно быстрее добраться до ванной комнаты. — Последнее, что я помню, так это… — Воззвав к мирно храпящей памяти, не добилась ничего, кроме обещания Максима зачем-то сдаться ко мне в рабство, а потом всё — чёрное марево.
— Ну и?.. — как оказалось, глюк не сильно отличается от своего живого прототипа — такой же противный и нетерпеливый.
— Помню, как договорилась с Заборным о возрождении рабовладельческого строя, а потом всё — пустота, — покаянно опустив голову, не забывала пятиться в сторону ванной. — Не хочешь рассказать, что было дальше?
— Помимо того, что ты совершенно не закусываешь…
— Но я же не алкашня какая-то! — справедливо возмутилась, но поймав на себе недовольный взгляд младшего де Лаберо, тихонько проблеяла. — Продолжай, пожалуйста!
— Так вот, помимо того, что ты совершенно не закусываешь, так ещё и прилюдно признаёшься в любви!