– Я приму решение о том, как поступлю, не раньше завтрашнего утра, мисс Кэтрин, – ответила я. – Тут надо крепко подумать, посему отдыхайте, мисс, а я поразмыслю об этом деле.
Размышления мои велись вслух и в присутствии моего хозяина: я прямиком отправилась в его комнату и все ему передала, за исключением содержания разговоров между его дочерью и его племянником, да еще и словом не обмолвилась о роли Гэртона в этой истории. Мистер Линтон был очень встревожен и огорчен – гораздо больше, чем показал мне. Наутро Кэтрин узнала, что я злоупотребила ее доверием, а заодно и о том, что ее тайные свидания должны прекратиться. Напрасно она плакала, протестовала против запрета и умоляла отца проявить снисхождение к Линтону. Все, чего она добилась, было его обещание самому написать ее кузену и дать тому разрешение приходить в усадьбу, когда будет угодно, но с твердым указанием на то, чтобы Линтон более не ожидал увидеть Кэтрин на Грозовом Перевале. Возможно, если бы мистер Линтон больше знал о состоянии здоровья и характере своего племянника, он бы нашел в себе силы отказать своей дочери даже в этом малом утешении.
– Эти события имели место прошлой зимой, сэр, – сказала миссис Дин, – всего лишь год назад. Тогда я и помыслить не могла, что не пройдет и двенадцати месяцев, как я буду рассказывать о них постороннему для семьи человеку. Хотя, сэр, нынче вы посторонний, а немного погодя, глядишь, и родственник… Разве такого не может быть? Мужчина вы молодой, видный и вряд ли надолго удовольствуетесь одинокой жизнью. И еще мне кажется, невозможно увидеть Кэтрин Линтон и не влюбиться в нее. Вот вы улыбаетесь, но почему же вы всякий раз оживляетесь, когда я заговариваю о ней, почему ею интересуетесь? Почему вы попросили повесить ее портрет над камином в вашей комнате? И почему…
– Подождите, милая моя миссис Дин, – прервал я ее. – Вполне возможно, что я смог бы полюбить вашу бывшую воспитанницу, а вот полюбит ли она меня – загадка… Потому не стоит мне рисковать собственным спокойствием и поддаваться искушению. Да и дом мой не здесь – я принадлежу свету и в его круговерть вскоре должен буду вернуться. Но продолжайте свою историю, прошу вас. Итак, подчинилась ли Кэтрин приказу отца?
– Подчинилась, сэр, – продолжила свой рассказ моя домоправительница. – Ее преданность отцу все еще была главным чувством в ее сердце. И приказ свой он отдавал без гнева. Напротив, он говорил с глубокой нежностью, присущей тому, кто скоро будет вынужден оставить свое сокровище среди опасностей жизни и козней врагов, когда его слова будут единственным оплотом, завещанным им дочери для защиты ее в этом мире. Через несколько дней он сказал мне: