Справедливости ради должна сказать, что мисс Кэти была самым упрямым и своевольным ребенком из тех, с кем мне приходилось до этого сталкиваться. По пятьдесят раз за день она выводила нас из себя. С той минуты, когда она утром спускалась вниз, и до того, как ложилась спать, у нас не было ни единой минуты покоя, потому что мисс Кэти всегда была готова на любую шалость. Чувства всегда переполняли ее, а язычок молол не переставая – она пела, смеялась и докучала каждому, кто не разделял ее веселья. От этой девочки можно было ожидать самой дикой выходки – но у нее были самые красивые глазки, самая нежная улыбка и самая легкая поступь во всем приходе. В конце концов, она озорничала не со зла: бывало, доведет тебя до слез, а потом еще и всплакнет вместе с тобой и не отступится, пока ты сама не начнешь ее утешать. И еще она была слишком привязана к Хитклифу. Самым страшным наказанием для нее было, когда их разлучали. Но и доставалось ей из-за Хитклифа больше всех нас. В играх она не просто всегда стремилась верховодить, но и давала волю рукам. Со мной она тоже попробовала тычки и окрики, но я сразу дала понять, что со мной такое не пройдет.
Что касается мистера Эрншо, то он своим детям никакой слабины не давал, а их шуток не понимал. Кэтрин же никак не могла взять в толк, почему отец в болезни гораздо более нетерпим и резок, чем во здравии, а его сварливые нравоучения лишь будили в ней дух противоречия. Ничто не нравилось ей больше, чем отражать наши общие упреки дерзким взглядом и острым словцом, высмеивая религиозный пыл Джозефа, поддразнивая меня и заставляя своего отца поверить в то, что причиняло ему самую сильную боль – что малейшая ее напускная прихоть значит для Хитклифа больше, чем его подлинная доброта, что приемыш готов тотчас выполнить любое ее пожелание, тогда как просьбы приемного отца встречали его отклик, только когда соответствовали его собственным намерениям. Иногда, измучив нас за день своим поведением, она пыталась подольститься вечером к отцу, но он с неизменной суровостью отвечал: «Нет, Кэти, не могу я тебя любить! Ты хуже своего брата! Ступай и помолись, чтобы Господь даровал тебе прощение, а нам с твоей покойной матерью остается только пожалеть, что мы тебя вскормили!»
Сперва Кэти от этих слов плакала, а потом сама очерствела сердцем и только смеялась, когда я посылала ее попросить прощение за свое недостойное поведение.
Но настал тот час, когда земные скорби и печали перестали волновать мистера Эрншо. Он тихо скончался в своем кресле у камина октябрьским вечером, когда осенний ветер разгулялся вовсю и страшно выл в трубе. Несмотря на бурю, в