Как-то раз я пошла к Гиммертону не обычным путем, а мимо старых ворот. Это было как раз в то время, до которого я дошла в своем рассказе. Стоял ясный морозный день, холод сковал землю и высушил дорогу. Я подошла к камню у развилки, где влево от дороги уходила тропа на пустошь. На столбе из грубого песчаника с северной стороны вырезаны буквы Г. П., с востока – Г., а с юго-запада – У. С. Он служит указателем к Грозовому Перевалу, Гиммертону и усадьбе «Скворцы». Солнце золотило серую верхушку столба, напоминая мне о лете. Не знаю почему, но сердце мое вдруг переполнили давние детские чувства. Двадцать лет тому назад это было наше с Хиндли любимое место. Долго смотрела я на потемневший от непогоды камень и, нагнувшись, разглядела у его подножия ямку, до сих пор наполненную ракушками и маленькими камушками, которые мы в детстве любили прятать здесь вместе с более хрупкими предметами. И вдруг, как будто наяву, я увидела товарища моих детских игр, сидящего на жухлой траве, его склоненную вихрастую голову и маленькую ручку, царапающую землю плоским куском сланца. «Бедный, бедный Хиндли!» – невольно воскликнула я. Вдруг мальчик, который мне привиделся, поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Это было так похоже на явь, что я отшатнулась. Видение исчезло в тот же момент, но я сразу почувствовала непреодолимое желание оказаться на Грозовом Перевале. Суеверие заставило меня подчиниться ему – а вдруг Хиндли умер, подумала я, или скоро умрет, вдруг это знак мне! Чем ближе я подходила к моему прежнему дому, тем большее волнение охватывало меня. Когда я наконец увидела его, то меня уже трясло с ног до головы. И было от чего: мое видение обогнало меня в пути, оно стояло в воротах и глядело на меня. По крайней мере, такова была моя первая мысль, когда я увидела кареглазого мальчика в буйных кудрях, припавшего румяной щекой к створке ворот. По здравому размышлению я поняла, что это, должно быть, Гэртон, мой маленький Гэртон, который мало изменился за десять месяцев нашей с ним разлуки.
– Благослови тебя Господь, дорогой мой! – крикнула я, тотчас позабыв мои глупые страхи. – Гэртон, это Нелли! Твоя няня Нелли!
Он отступил на шаг и поднял с земли булыжник.
– Я пришла, чтобы повидаться с твоим отцом, Гэртон, – добавила я, поняв по тому, как он схватил камень, что, если память о Нелли была еще жива в нем, меня он не узнал.
Он замахнулся, чтобы швырнуть в меня булыжником. Я попробовала уговорить его не делать этого, но не смогла сдержать его руку, камень угодил прямо в мою шляпку. А затем нежные детские уста раскрылись и с них излился поток брани, которая была ему явно не в новинку, вне зависимости от того, понимал ли он ужасный смысл изрыгаемых им проклятий, а черты милого лица исказились от злобы. Конечно, меня это скорее опечалило, чем рассердило. Чуть не плача, я достала из кармана апельсин и протянула его своему бывшему воспитаннику, чтобы задобрить его. Поколебавшись, он выхватил у меня апельсин, как будто бы подумал, что я только дразню его и не собираюсь его угостить. Я издали показала ему еще один, но так, чтобы он не смог дотянуться.