Худощавые двуногие создания едва ли доходили ему до плеча… три глаза и клюв, на руках три равномерно расставленных пальца, ноги напоминали копыта, на спине поднимался плавник, бурая кожа. На обоих короткие брюки, у пояса нож и томагавк. Один сжимал нечто вроде арбалета, другой был ранен, и черная кровь текла по руке.
Не нападая, они бросились прочь и с криками исчезли в лесу. Бродерсен выстрелил в сторону ближайшего.
— Не надо! — выкрикнула Кейтлин. — Они испуганы, они бегут… Дэн, они же разумны!
Он позволил им уйти, но еще раз окатил лес очередью. Дозса присоединился к нему: в засаде явно участвовало не двое дикарей.
Однако отпора не было. «Мы испугали их, — решил Бродерсен. — Побежавшие ударились в панику. Быть может, я подранил нескольких. Будем надеяться, что так».
Он отпустил спусковой крючок. И сразу навалилось оглушительное молчание, лишь усугубленное голосом ветра. Бродерсен поднялся и огляделся и, не видя опасности, приказал:
— Стеф, твой караул. Стреляй при первом движении.
Сам он направился к Фиделио. Бетанин лежал в луже крови, оказавшейся пурпурной. Она толчками выливалась из раны, нанесенной стрелой, угодившей между нижней и верхней конечностями. Кровь забрызгала Кейтлин, пытавшуюся остановить ее.
Она поглядела на подошедшего Бродерсена.
— Бесполезно, — сказала она сухо. — У меня нет ни инструментов, ни знаний, ни времени. Задета главная артерия, жизненно важные органы… — поток ослабевал вместе с отрывистым дыханием Фиделио, уступавшего в борьбе за жизнь.
Кейтлин положила его голову к себе на колени Синие глаза обратились к ней.
— Фиделио, — сказала она по-испански, — ты слышишь меня?
— Si, — прозвучал слабый ответ.
— Фиделио, мы вернемся домой. Мы поможем твоему народу узнать все, что ему нужно. И научим любви, хотя, по-моему, скорей это вам подобает учить нас, — Gracias, — едва расслышал Бродерсен.
Кейтлин погладила мохнатую руку инопланетянина и тихо-тихо запела:
Спи, моя крошка, красная пчелка сквозь сумрак жужжит во мгле.
Эобкейл из серой скалы вышел весь мир утопить во тьме.
Она напевала ее детям Бродерсена, древнюю колыбельную матушки Гартан. Звучала прекрасная мелодия.
Alend van och, дитя мое, счастье, сердечко мое,
Заснет очаг, и сверчок для тебя поет.
Оставив их вдвоем, Бродерсен со всеми подобающими предосторожностями отправился обследовать чащу. Он не обнаружил ни убитых, ни раненых, хотя влажные белые пятна свидетельствовали, что он не промахнулся. Наверное, туземцы унесли своих раненых с собой. Подобрав для исследования брошенное оружие, он возвратился, К этому времени Фиделио уже не стало.