Лёгкий ветерок, изредка врывающийся в комнату через открытое настежь окно, покачивал кристально белый тюль из стороны в сторону, и стучавшая о стену створка окна заставляла Ангелину вздрагивать. Но и сквозняк, хозяином гуляющий по комнате, не спасал от жары, которая захватила в плен столицу и вот уже третий день измывалась над жителями первопрестольной, заставляя самых бесшабашных лезть в городские фонтаны в парках, а служителей порядка изрядно нервничать. Зато продавцы мороженого и холодной минеральной воды потирали руки, перевыполнив план по продаже спасительных средств на несколько дней вперёд.
Из динамиков ноутбука звучал завораживающий, не похожий на остальные голос Макса Покровского. «…Рисует вечер день султана, про век напомнив золотой. В гареме плачет Роксолана, и с нею месяц молодой…» — вещал певец об известной всем истории любви османского падишаха и славянской наложницы.
Ангелина сидела в комнате на небольшом диване, покрытым плюшевым пледом и, перелистывая пожелтевшие страницы изрядно потрепавшейся книги, потягивала зелёный чай из высокой жёлтой кружки с надписью «Липтон», стоявшей на журнальном столике рядом. Волна свежего воздуха вновь ворвалась в комнату. Пока девушка убирала за уши светлые локоны растрепавшихся от ветра волос, нарушитель покоя переключился на книгу, перелистывая страницы одну за другой. Закончив с локонами, Ангелина вернулась к объекту своего внимания. Закрыв ладонью, успокоила разбушевавшиеся страницы и попыталась найти ту, на которой остановилась. Перелистнув несколько из них, рука девушки застыла. Её привлекла хоть и чёрно-белая, но очень правдоподобная картинка, похожая больше на старую фотографию, чем на творение иллюстратора.
Помнится, ей было лет десять, когда она гостила у прабабки в деревне и, играя на чердаке, наткнулась на шкатулку со старыми снимками. Эта история из детства одна из немногих, которая осталась в её памяти. И хотя прошло больше семнадцати лет, Ангелина помнила все фотографии из шкатулки, которые в тот день пересматривала снова и снова. На снимках были изображены незнакомые ей люди. На одном — мужчина с аккуратно-забранными на левый пробор светлыми волосами, небольшой бородкой и бакенбардами. Он в камзоле и в высоких чёрных сапогах со шпорами восседал на высоком стуле. Позади, положив руку на его правое плечо, стояла молодая красивая женщина в платье пушкинских времён и шляпке на тонких завязках.
С другой фотографии её сверлила взглядом пожилая женщина с каменным лицом, без какого-либо проявления эмоций, свойственных человеку. Маленькие как угольки чёрные глазки под пенсне, казалось, бегали из стороны в сторону, как и седые волосы старушки, выглядывающие из-под чепца, — они будто шевелились от дуновения ветра.
