— Твой Станин с утра у нас, выбивает доступ к этим делам, — сказал он напоследок, — и, скорей всего, получит. Если нет, покажу тебе их сам. Только попроси.
Илья вышел из кабинета, щелкнувший через несколько секунд замок подсказал, что квартира опустела, если не считать меня.
— Он не мой, — сев на пол я уткнулась лицом в колени. — Никогда не был и никогда не станет.
Мать Дмитрия вернулась на кухню так же стремительно, как и ушла. На стол лёг яркий зелёный прямоугольник. Перетянутая резинкой папка.
Галилианна провела по гладкой поверхности пластика руками.
— Я люблю своего сына, — с вызовом сказала она, — а любовь порой толкает нас на страшные поступки. Не буду ходить вокруг да около, — она подняла голову и впилась в меня глазами, — отец моего сына Дмитрия — Сергий Артахов.
В первый момент я впала в оцепенение, было непонятно, о чем вообще она говорит.
— Простите, что? — вежливо переспросила я.
— Повторяю: Дмитрий — сын Сергия Артахова, — чётко выделяя каждое слово, произнесла Галилианна. — Он твой брат, а это, с учётом ваших отношений, весьма существенно.
"Брат". Какое простое, доброе и страшное сочетание — твой брат. В детстве я мечтала о брате. Внутри раздулся ледяной пузырь, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я потрясла головой.
— Неправда, — отрицание, вот и всё, на что меня хватило, я ухватилась за него, спряталась как за ширму.
— Ты не обязана верить мне на слово, — сказала женщина и с тихим шелестом пододвинула папку в мою сторону.
Я подалась назад. Что бы там ни было, я к этому не притронусь.
— Тогда слушай, — правильно истолковала моё движение женщина. — Я забеременела на последнем курсе, Сергий проходил здесь преддипломную практику, — Галилианна перебирала тонкие белые листочки. — Он даже обрадовался. Поначалу. Обещал с матерью поговорить. Поговорил, — горькая усмешка, неприятно скривила красивое лицо женщины.
Я не хотела её слушать, но и не могла остановить.
— Больше я его не видела, — она вздохнула и продолжила более сухим тоном. — Дмитрий родился через неделю после экзаменов и зачётной постановки. Ни жилья, ни опыта, ни работы у меня не было, лишь диплом, на котором ещё не высохли печати. Упросила комендантшу не выгонять нас из общежития, — женщина вновь обратила взор на листки из папки.
Я внутренне сжалась. Всё, что она говорила, было всего лишь словами, пустым сотрясанием воздуха, звуком, областями высокого и низкого давления. Другое дело бумаги — материальные свидетели, подтверждения. Если бы возможно, я схватила бы их и выкинула в окно, и плевать, что это отдаёт трусостью.