– Но от вас мне нужны сведения, а не постельные утехи.
– Мне есть что вам сообщить, а что вы предложите мне?
– Ну, мои деньги вам определенно не нужны.
– Тогда окажите мне услугу.
– А за эту услугу вы расскажете, где Элеонора Дэйр?
– Нет, господин Шекспир, но я нашла сына ее супруга Анания. Мальчика зовут Джон Дэйр, и он находится на попечении своего дяди, Фоксли Дэйра, брата Анания. Мальчик не поехал в Новый Свет со своим овдовевшим отцом и его новой молодой женой. Ну как, хорошие сведения?
– Возможно. Все зависит от того, виделась ли с ними Элеонора. Расскажите мне, что знаете.
Старлинг широко улыбнулась, довольная тем, что разузнала.
– Вы можете поговорить с господином Фоксли Дэйром сами, сейчас он стоит у позорного столба менее чем в паре фарлонгов отсюда, на углу Клок и Сент-Магнус-Кросс.
– В чем его обвиняют?
– В содомии с гусыней. Его приговорили к семи часам стояния у позорного столба, он там с восьми утра, ему придется несладко на такой-то жаре. Возьмите с собой флягу с элем: дадите ему промочить пересохшее горло, и он расскажет вам все, что пожелаете, даже как звали ту гусыню. Похоже, Фоксли Дэйр хорошо знаком проституткам Саутуарка, он их завсегдатай, так я о нем и узнала. Все пытается набить себе цену, рассказывая, что скоро брата Анания признают умершим и он унаследует его собственность как законный опекун племянника.
Появилась служанка и принесла поднос с едой для Шекспира. Он жадно набросился на сельдь, слизывая жир с пальцев и впиваясь зубами в кусок свежего белого хлеба.
– Вы будто несколько дней не ели, господин Шекспир.
– Так вкусно давно не ел, это точно. Еще один вопрос, госпожа Дэй…
– Да?
– Вы слышали о женщине, которую зовут леди Ле Нев – Корделия Ле Нев? Полагаю, у нее есть некое прошлое, о котором мне хотелось бы узнать.
– Это имя я слышу впервые, господин Шекспир, но разузнаю в Саутуарке, что смогу. А вы будете должны мне еще одну услугу!
Фоксли Дэйр был мужчиной с большим аппетитом. С таким огромным брюхом стоять у позорного столба ему было гораздо тяжелее, чем человеку более стройного телосложения. На помосте, с зажатыми в отверстиях деревянной рамы руками и головой Фоксли простоял уже почти четыре часа, и оставалось еще чуть более трех. Его брюхо было плотно прижато к деревянной раме, а ноги отставлены назад на шесть дюймов, отчего спина и шея Фоксли нестерпимо болели. Боль в зажатой в отверстии шее вызывала настоящую агонию. Кроме того, полуденное солнце жгло так, что его руки и лицо покрылись волдырями, а это грозило и вовсе его прикончить. Прикрепленная к деревянной раме табличка гласила: «Поимел гусыню без обещания жениться». Вокруг собралась толпа из сотни или более зевак, с удовольствием наблюдавших за его мучениями и унижением, смеявшихся над ним, выкрикивавших оскорбления и шуточки, швырявших в него лошадиный навоз, тухлые яйца и подворачивающиеся под руку камни.