* * *
— Слушай, Северус, я знаю, что твой день рождения в январе, а какого числа? — когда после завтрака они пили кофе, полюбопытствовал Гарри.
— Девятого, к чему вопрос?
— Мы же встречаемся, — беззаботно ответил Поттер, хотя Северус мог дать руку на отсечение, что тот занервничал. — Я хотел бы узнать тебя лучше. Мы всё время работаем, а потом… эм. Не до разговоров… А какой твой любимый цвет? Неужели чёрный?
— Зелёный, — не задумываясь, ответил Северус.
— Это потому что Слизерин? — улыбнулся Гарри.
— Нет. В Коукворте, там, где я вырос, было… неуютно. Фабрика, тёмные улицы. Мрачность. И была более благополучная часть города, в которой жили более состоятельные люди. У них были зелёные лужайки и красивые газоны, садики. Мне нравился этот цвет. На такой лужайке в городском саду я однажды встретил Лили, у неё… — он осёкся, посмотрев в такие же зелёные глаза сына своей подруги детства, которая его в конечном итоге предала. На лице Гарри отразилось раскаяние.
— Зря я спросил…
— Нет, — Северус коротко улыбнулся и вздохнул. — Прошлое в прошлом. Но ты должен понимать, что у такого старика, как я, прошлого очень много.
— Ох, не прибедняйся, Северус, — усмехнулся Гарри. — Мы выглядим ровесниками.
— Но не являемся ими. Я одного года с твоими родителями, — поднятая тема была не очень–то приятна, но разница в возрасте действительно волновала его.
— Пф! Это всего–то двадцать лет, — нахмурился Гарри, оставил свою чашку и сложил руки на груди. — При условии, что возрастная экспонента при наличии магического партнёра меняется крайне медленно, а волшебники могут спокойно дожить лет до двухсот, каких–то жалких двадцать лет не имеют значения. Лично для меня — совершенно никакого, — уточнил Поттер. — Это даже для магглов вполне нормально. Тётя Петунья младше дяди Вернона на пятнадцать лет, и ничего. Они хорошо жили и понимали друг друга. То есть живут до сих пор. Я подкинул парочку укрепляющих зелий, и в свои семьдесят Вернон вполне себе боевой мужик.
— Ты всё ещё общаешься со своими родственниками? — заинтересовала тема Северуса. — Почему–то я думал, что…
— Знаешь, я, когда мне было семнадцать, тоже думал, что ноги моей больше в том доме не будет, — кивнул Гарри. — Но потом как–то… Многое переосмыслил, что ли. Тебя вспомнил. Что ты говорил. И вообще на свою жизнь и детство посмотрел по–другому. Помнишь, меня Дамблдор наставлял по поводу крестражей с омутом памяти?
Северус кивнул.
— Так вот, я потом несколько раз просматривал те воспоминания Реддла про приют. Как там хреново ему было. И вообще, какие условия были у него. Я как–то прошёлся по приютам, вроде сейчас во многих нормально. Дети сыты, но в глазах у них такая тоска или озлобленность, что страшно делается. Я и свои воспоминания посмотрел. Как бы со стороны. Так вот, у меня была семья. И не так всё и плохо было. Кормили меня, может, и не от пуза, но никогда я не голодал. Иногда только дядя грозился без ужина оставить, но вообще–то никогда не оставлял. И не били меня, разве что Дадли иногда с друзьями гонял. Но я шустрый был. Никогда мне не доставалось, да и всякие магические выбросы помогали. То я самопроизвольно аппарирую на крышу, то невидимым становился. Как оказалось, добро оно не всегда с улыбкой в бороде, как у Санта Клауса, лиловой мантии с единорогами и лимонными леденцами к чаю, — усмехнулся Гарри. — Иногда оно злое, саркастичное и в чёрном ходит.