– Конечно, – негромко проговорил Рэтбоун. – Итак, у вас не возникает сомнений в том, что эти вещи принадлежали ему?
– Никаких. – Голос Женевьевы оставался хриплым, но тем не менее звучал довольно ясно. – Я видела этикетку портного на внутренней стороне, когда мистер Монк показал их мне впервые.
– Благодарю вас, миссис Стоунфилд. Мне больше незачем заставлять вас переживать, однако я бы хотел попросить вас остаться там, где вы сейчас находитесь, на случай если мой уважаемый коллега, представляющий интересы защиты, пожелает к вам обратиться.
Прежде чем возвратиться на свое место, Оливер улыбнулся и, встретившись на мгновение взглядом с Женевьевой, заметил, что она по-прежнему смотрит неподвижно перед собой.
Эбенезер Гуд поднялся на ноги, улыбаясь с поразительной благосклонностью. Потом он с едва ли не почтительным видом приблизился к свидетельской трибуне. Зрители принялись заинтересованно перешептываться. Один только Кейлеб, похоже, остался равнодушным, старательно избегая даже смотреть в сторону адвоката.
– Миссис Стоунфилд, – заговорил Гуд хорошо поставленным и приятным для слуха голосом, – я искренне сожалею о том, что вынужден подвергнуть вас этому испытанию, но вы должны понять, что, переживая, как и все остальные, по поводу постигшей вас трагедии, я тем не менее обязан – и это является в первую очередь именно моим долгом – позаботиться о том, чтобы мы не усугубили ее, осудив человека, который в действительности не является виновным. Вы, конечно, понимаете, о чем идет речь, я в этом не сомневаюсь. – Он чуть приподнял брови, этим как бы подчеркивая, что не ошибается в собственных надеждах.
– Да, я понимаю, – ответила Женевьева.
– Я так и думал. Вы великодушная женщина. – Адвокат пристально посмотрел на нее, держа руки в карманах и продолжая улыбаться. – У меня нет сомнений в том, что у вашего мужа были весьма сложные отношения с братом, приводившие иногда к ссорам. Они едва ли могли стать иными, поскольку их жизненные пути столь отличались друг от друга. – Высвободив руки, Гуд сделал красноречивый жест. – Ваш муж имел все, что только можно себе позволить: красивую и добродетельную жену, пятерых здоровых детей, находящийся в хороших руках уютный дом, куда он возвращался каждый вечер, приносящее доход дело… Вдобавок он пользовался всеобщим почетом и уважением, как порядочный человек и знающий свою работу профессионал. Наконец, многие питали по отношению к нему чисто дружеские чувства.
Сделав паузу, Эбенезер покачал головой и скривил губы, после чего продолжил:
– Тогда как несчастный Кейлеб в силу каких-то обстоятельств не обладает ничем из того, о чем я только что говорил. У него нет ни жены, ни детей. Он ночует там, где найдет укрытие от холода и непогоды. Он питается, когда придется. У него почти нет других вещей, кроме одежды, в которой мы его сейчас видим. Он добывает средства к существованию как придется и где придется, притом довольно часто вызывающими презрение окружающих способами. И он действительно чувствует себя презренным изгоем в обществе. При этом я могу допустить, что некоторые, если не сказать многие, чьи жизненные условия столь же незавидны, испытывают перед ним страх. – Гуд улыбнулся, обернувшись к присяжным: – Я не стараюсь изобразить подзащитного достойным восхищения человеком, он лишь один из тех, кто вправе рассчитывать на наше сострадание, и, возможно, причины гнева и ненависти, которые он временами испытывал по отношению к собственному брату, не останутся для нас абсолютно непонятными.