Выйдя из дома ровно в восемь, он быстро зашагал по улице, помахивая довольно изящным стеком и настолько глубоко погрузившись в размышления, что не заметил добрую дюжину знакомых, попавшихся навстречу, и поздоровался еще с двоими, назвав их именами их отцов.
Часы показывали пять минут десятого, когда Эбенезер приблизился к подъезду дома Рэйвенсбрука, увидев, как их светлость только что куда-то отправился в собственной карете. Поднявшись по лестнице, Гуд потянул за медное кольцо дверного звонка.
– Доброе утро, сэр, – поприветствовал его ливрейный лакей с нескрываемым удивлением.
– Доброе утро, – ответил гость, вежливо улыбнувшись. – Приношу мои извинения за доставленное вам беспокойство в столь ранний час, однако я пришел по делу, не терпящему отлагательств. Вы не могли бы узнать у леди Рэйвенсбрук, не пожелает ли она меня принять? Я, естественно, подожду, пока она не закончит утренний туалет. – Гуд протянул лакею визитную карточку.
– Леди Рэйвенсбрук, сэр? – Слуге показалось, что он ослышался. Слова этого посетителя звучали просто нелепо. О чем может какой-то адвокат разговаривать с леди Рэйвенсбрук?
– Если вас это не затруднит. – Эбенезер вошел в подъезд, снял пальто и протянул лакею шляпу. Он не собирался ждать, пока ему ответят отказом, и к тому же юрист привык упорно добиваться поставленной цели. Ему удалось зарекомендовать себя одним из ведущих лондонских защитников именно благодаря настойчивости и неуступчивости. – Благодарю вас. Вы очень любезны. Мне следует подождать в комнате для посетителей, да? – Адвокат побывал в этом доме всего однажды, но тем не менее запомнил, что в эту комнату вела вторая дверь слева. Решив, что слуга не возражает, он направился дальше в прихожую, оставив ему пальто и шляпу, и лакею не оставалось теперь другого выбора, кроме как согласиться.
Гостю пришлось почти три четверти часа ждать в тихой комнате с богатой отделкой, тяжелыми портьерами и множеством книжных полок, но когда дверь в конце концов распахнулась и на пороге появилась сама Энид Рэйвенсбрук, Гуда тут же охватило чувство вины. Хозяйка дома всем своим видом выражала отчаянный испуг. Лавандового цвета платье буквально свисало с ее фигуры, несмотря на то что служанка постаралась собрать его в складки, где только могла, чтобы не перекраивать наряд заново. Волосы Энид потеряли блеск, и даже с помощью самой искусной прически не удавалось скрыть, насколько они поредели за время болезни. Ее кожа казалась абсолютно бесцветной, однако глаза по-прежнему светились умной проницательностью, а очертания скул и выдающиеся вперед нос и подбородок свидетельствовали о скрытой силе характера. Она смотрела на адвоката с непреклонным мужеством.