– Кто она?
Не надо было спрашивать, потому что Игнат потемнел лицом, нахмурился. Но Виктор не мог остановиться, ему было важно знать.
– Она… живая?
– А сердце, которое ты видел, живое? Вот она такая, как это сердце: ни живая, ни мертвая. Но она никому не причинила зла, а тебя так и вовсе спасла. И ты даже представить себе не можешь, чего ей это стоило, какую муку она терпит, чтобы не замараться, не стать такой, как он!
– Игнат, хватит! – Евдокия обняла его за плечи. – Он ведь мальчишка еще совсем. Он не понимает.
– Мальчишка?.. – В мутном взгляде было безумие. – Я тоже был мальчишкой! Помнишь, тетушка? А она? Она бы и сейчас была моложе его. Только эта тварь все у нас отняла. – Он оттолкнул ее руки, встал и вышел во двор.
Евдокия не стала его догонять, села на освободившийся стул, посмотрела на Виктора долгим взглядом.
– Не злись на него, – сказала устало. – Он столько пережил, что на пять жизней хватило бы.
А Виктор вдруг понял, понимание это было как вспышка, как озарение.
– Эта… женщина. Он любил ее?
– Любил. И сейчас любит. И она его тоже любит, если смогла продержаться так долго. Но хватит тебе сегодня и испытаний, и откровений. Лучше поешь, а то ведь и в самом деле захмелеешь. Что мне потом с тобой пьяным делать?
– Я к себе уйду. Вот только немного…
– Уйдешь, – она не дала ему договорить, – вот как научишься на ногах стоять, так сразу и уйдешь. А пока слушайся меня – ешь.
Виктор поел и почти сразу же провалился в глубокий, без сновидений, сон.
Он проспал до утра, а проснулся от боли в сломанной ноге. Болело сильно, едва ли не сильнее, чем вчера. Евдокия хлопотала у печи. Неужто вообще спать не ложилась?
– Как самочувствие? – спросила она, не оборачиваясь. Откуда узнала, что он очнулся?
– Хорошо. – Соврал, не хотел ее тревожить по пустякам. Хорошо ему не было, скорее наоборот, от попытки сесть закружилась голова. Не от боли, а от слабости. И в глазах потемнело.
– Что-то по голосу твоему не слышно, что хорошо. – Евдокия подошла, положила ладонь ему на лоб. Рука у нее была приятно холодной. Пусть бы не убирала.
– Доплавался, – сказала сердито. – У тебя жар.
Не было у него никакого жара – одна только слабость. Но слабость пройдет. Должна пройти. Не желает он быть обузой.
Хлопнула дверь, в комнату вошел мастер Берг. В отличие от жены он вид имел невыспавшийся и помятый.
– Ну, как ты? – спросил мрачно.
– Жар у него. – Евдокия руку убрала, отошла к печи. – Надо снова доктора звать, а я пока травки кое-какие заварю.
– Не надо доктора, я как-нибудь сам. – Виктор хотел сказать бодро и громко, а получилось сипло, и в груди заболело.