Тайбек говорил, а Виктор уже понимал – не будет у этой сказки счастливого конца.
– Он их убил. – Игнат не спрашивал, Игнат уже знал правду.
– Убил. – Тайбек кивнул и кулаки сжал с такой силой, что побелели пальцы. – Я с прошлым своим покончил, жил только ради них. Денег хватало, любви хватало. Все было, а он отнял. Пришел, когда я отсутствовал, не один, с бандой. Банды той у него больше нет, я всех вырезал, одного за другим, но легче мне не стало. Мертвец перед вами стоит. Вот тут, – он стукнул себя кулаком в грудь, – ничего нет. Мертвец. Ты меня понимаешь, кунак, у тебя там тоже ничего нет.
Игнат промолчал, ничего не сказал, но было видно – не ошибся татарин.
– Они ночью налетели, полдеревни вырезали, ни женщин, ни детей не пощадили. Искали золото. Нашли. Исчезли. Я тоже искал, у людей спрашивал, деньги обещал. Никто мне ничего не сказал, потому что залетные. Сегодня здесь, завтра там. И свидетелей нет. Никто ничего не видел. А тот, кто видел, молчал, даже за деньги не хотел говорить, потому что боялся.
– Как же ты его нашел? – спросил Игнат, стряхивая со штанов комья кладбищенской земли.
– Нашел, потому что только в этом теперь был смысл моей жизни. Пошел к отцу. Не виделись мы с ним много лет. Он шаман, я воин, разные у нас дороги. Думал, может, и нет его уже в живых. Ошибся. Он меня ждал, и зачем пришел, знал. Духи рассказали. Вот только помогать не захотел, дал вот этот нож, – Тайбек показал свой нож, – сказал: «Сам решай. К реке иди, воду кровью пои. Если вода откликнется, если есть в тебе родовая сила, сам со всем справишься». А не было во мне силы. Той, про которую отец говорил, не было. Тогда мне так казалось. И надежды не осталось, только тьма вокруг, и в душе тьма. К воде иди, кровью пои… Я пошел. И поил. – Он поддернул рукав, показывая длинный белый шрам. – Умереть хотел.
– Не приняли?
– Меня не приняли, а кровавой жертвой не побрезговали. Она красивая была. Волосы – серебро, глаза – безлунная ночь. Только руки ледяные. Дотронулась, и все, понял я, что умираю, заберет она меня с собой.
– Кто – она?
– Албасты.
– Айви? Моя Айви?!
– Не твоя. – Тайбек покачал головой. – Твоя молодая, а эта старая, сильная. Когда старухой оборачивается, сил нет на нее смотреть, а когда девкой – сил нет глаза отвести. Вот такая она. Почему сразу не убила, не знаю. Может, почуяла и во мне силу, те крупицы, что от рода остались, а может, злость мою почуяла. И боль. Из реки меня вытащила, на берег бросила, сама напротив села, волосы распустила, стала гребнем расчесывать. А волосы как живые, кольцами змеиными сворачиваются, вокруг рук ее обвиваются.