– Евдокия была бы жива, так другая какая-нибудь женщина умерла бы. Он никого больше не убьет. Обещаю. – Тайбек задумчиво посмотрел на разверстую могилу, сказал: – А ты, кунак, мне тоже кое-что обещал. Пришло время.
– Что ты хочешь, Тайбек?
– Чешую. Ту, что ты из озера выловил. Одну-единственную чешуйку. Не переживай, остальных для твоего дела хватит.
– После похорон ко мне зайди, – велел Игнат после недолгого молчания. – Отдам…
Когда хоронили Евдокию, выглянуло солнце, желтыми лучами растолкало тучи, зажгло румянец на безмятежном Евдокиином лице. Пришел Кайсы. Как узнал? Молча шагнул к гробу, накинул на ноги Евдокии полог из лисьих шкур, чтобы не замерзла по дороге в лучший мир.
Август не плакал, только шептал что-то неразличимое. Может, молитвы, а может, проклятия. А когда первые комья земли забарабанили по крышке гроба, развернулся и побрел прочь. Они нашли его на маяке, в стельку пьяного, расхристанного, в ворохе валяющихся на полу набросков. Август рисовал памятник, готовился к самому скорбному своему проекту.
Начавшаяся снова метель продержала их четверых на острове почти две недели. Даже Кайсы не рискнул уйти, сказал, что волчья стая уж больно большая, одному ему с ней не справиться. Эти две недели вынужденного затворничества каждый из них жил своей жизнью, другим не мешал, но присматривал, чтобы не случилось беды. В сердцах их рождалась необъяснимая уверенность, что весной все случится: обретут плоть и их страхи, и их надежды. До весны оставалось тридцать пять дней…
* * *
Весна началась так же внезапно, как до этого зима. Не было борьбы и передачи власти, просто начал таять снег, превращая дороги в непролазное грязевое месиво. А лед на Стражевом озере исчез в одну ночь, ни льдинки не осталось. Серые волны пригнали к берегу кости тех, кто не пережил зиму, кого не отпустило озеро. Костей оказалось много, значит, зиму не пережили не только те, о ком знали, были и другие несчастные.
Август окончательно поселился в маячной башне, оставался там даже в полнолуние, к уговорам не прислушивался. Он больше ничего не боялся, и терять ему было нечего. Тайбек, Игнат и Кайсы его понимали, поддерживали каждый по-своему и жить так, как ему хочется, не мешали.
После смерти Евдокии Август изменился, словно бы потерял себя. Он то становился суетливым и говорливым, то замыкался в себе, уходил в запой. Теперь все свободное время он посвящал работе над памятником, делал, переделывал. На взгляд Виктора, получалось красиво, но архитектор оставался недоволен – нервничал, злился, уничтожал уже созданное, чтобы начать все сначала.