На улице майское тепло, а здесь изо рта пар…
Оглядываюсь. Вижу вторую дверь. Толкаю ее – заперто. Из-за двери слышен гул. Словно там работает мощная морозильная установка.
– Эй!
– Кто там?
– Это я, Ираклий.
– Хорошо, что приехал.
Дверь не открывается.
Замечаю щель. Заглядываю в нее.
Вижу кровать и чьи-то ноги, лежащие на кровати. Кровать чуть висит в воздухе, примерно сантиметров двадцать – двадцать пять над полом. Слышу голос:
– Я не могу выйти… Извини…
– Но я приехал встретиться с тобой.
– Приехал бы вчера… Я заказал столик в ресторане, ждал… сегодня не могу… отменить всю эту технологию уже невозможно. Поговорим через дверь. Ты меня хорошо слышишь?
– Здесь очень холодно!
– В коридоре шкаф, открой его, вынь пальто, еще что-нибудь надень… будет тепло.
Я повернулся к выходу, задел плечом майку, висящую на веревке, она была жестяная от холода. В коридоре в шкафу висело чье-то старое пальто.
Вместе с пальто я взял облезлую чернобурку, обмотал ее вокруг шеи вместо шарфа. Вернулся в комнату.
Сел на стул у запертых дверей.
– Послушай, – сказал я. – Но это как-то не по-человечески…
– Извини еще раз, но я уже в процессе…
– Что это значит?
– Не могу тебе объяснить, но будет еще холоднее, учти…
– Скажи, кто были Никсон и королева Елизавета?
– Он был президент, а она…
– Я не об этом. Он был настоящий президент?
– Вначале мне казалось, что это Радамес, он же Самсонадзе, но потом он всё больше и больше становился президентом, то есть из него выходил Радамес и входил Ричард. Дядя Филимон если что-то себе воображал, это что-то всегда становилось реальностью…
В комнате стало гораздо холоднее. В бутылке лед посинел. Я взялся за пальто и плотнее прижал его к телу. Почувствовал во внутреннем кармане что-то бумажное. Заложил туда руку, вынул сверток – это была рукопись, озаглавленная “Радуга в глазах хромой собаки”, – толстенная рукопись, страниц четыреста-пятьсот, – как я не почувствовал ее тяжести, когда облачался в пальто?
Пролистав, понял: это то, что было утеряно Корнелием…
– Я нашел!
– Что?
– Рукопись “Радуги”, так она называется! Да?!
Я глядел в щелку, ожидая реакции. Ноги на кровати не шелохнулись.
– Где она была?
– В пальто, что висело в шкафу!
– А я ругал Соловьева… Ираклий, холод здесь опустился до межзвездных градусов, тебе не выдержать, иди в парк, там сейчас тепло… Прочти. Литератор я никакой, но жизнь Филимона Андреевича Квирикадзе, я думаю, тебе покажется интересной.
– Но почему ты замораживаешь себя?
– Иди и читай. Захочешь что спросить – возвращайся, только не наводи обо мне справки в дирекции санатория, там меня не любят и не понимают. Не ходи к ним, Ираклий…