Порывисто разорвав письмо, он обратился к обществу.
– Я все-таки становлюсь христианином и беру на себя ваше проклятие и проклятие моего отца. Вот мой ответ!
Раздались крики ужаса и бешенства, но тотчас же стихли, так как послышался стук в дверь.
– Войдите! – крикнул Самуил раздраженным голосом.
Вошел лакей и робко подал на серебряном подносике визитную карточку.
– Извините, что я осмелился вас беспокоить, но приехал посланный от графа Маркош и желает переговорить с вами по очень важному делу, более четверти часа он ждет вас в кабинете.
Самуил взял карточку и прочел вполголоса:
– Карл Герберт.
– Вы хорошо сделали, что доложили мне, – сказал он лакею и, не взглянув на своих единоверцев, быть может, даже забыв о них, быстро направился в свой кабинет.
Почтенный человек средних лет с портфелем в руках, встал при входе Самуила.
– Пожалуйста садитесь, господин Герберт, – сказал Самуил, садясь сам за свое бюро, – и скажите, какое вы имеете ко мне поручение от графа. Есть у вас письмо?
– Нет, я прислан с устным поручением его сиятельства для того, чтобы покончить одно денежное дело.
Герберт открыл портфель и вынул из него пачку банковых билетов и пачку векселей, порванных посредине и хорошо знакомых Самуилу.
– Что это значит? – спросил он, пораженный.
– Потрудитесь, милостивый государь, проверить присланную сумму, чтобы засвидетельствовать, что граф Маркош ничего более не должен вашему банку. Сверх того, мне поручено сообщить вам, что соглашение по семейному вопросу, заключенному его сиятельством с вами, должно считаться окончательно порванным, так как графиня Валерия обручена с князем Раулем Орохаем.
Самуил ничего не ответил. Словно свинцовая туча опустилась на него, и одна мысль мерцала в его голове: «Валерия тебе изменила!» Он не видел сострадательного взгляда Герберта и не слышал, как тот с ним прощался, уходя из кабинета: внешняя жизнь не существовала для него в эту минуту. Но, мало-помалу оцепенение проходило, уступая место мучительному сознанию: все кончено. Исчезла счастливая будущность, развеялись радужные мечты. Женщина, которую он боготворил, изменила ему, чтобы сделаться княгиней; а бумаги, которые он отдал Валерии в минуту, когда их души, казалось, слились навек, возвращались через постороннего человека без всякого письма; ему заплатили, вот и все. Что мог требовать еврей, кроме золота? Глухой смех вырвался из его груди. Евреи, которых он оставил в зале, сказали правду: – «Тебя выбросят, как гадину, как только не будут иметь в тебе нужды». А она, изменница, продавшая его за титул, в эту минуту обменивается поцелуем со своим женихом или улыбается на слова любви, которые тот ей нашептывает!..