— Ну хорошо, я уйду, — сказал она с легкой улыбкой на лице.
Ленни направилась к двери. Монина внимательно и, я бы сказал, с подозрением во взгляде следила за ней. Ленни вдруг остановилась, узнаваемо бестолково покопалась в сумочке и наконец вытащила из нее несколько однодолларовых купюр.
— Знаешь, что я собираюсь с ними сделать, как я их потрачу? — спросила она у меня.
В ответ я лишь неопределенно покачал головой.
— Я куплю на эти деньги банку самой черной-черной краски. Знаешь зачем? А затем, что мне нужно кое-что закрасить. Тот мышонок, который явился мне и заявил, что он Иисус, так и не оставляет меня в покое. Сегодня утром я нашла его нору и теперь хочу закрасить ее намертво, пусть он там внутри подохнет. — Было похоже, что эта история с мышкой действительно не выходит у нее из головы. — Я возлагала на него большие надежды, но все это, — Денни сделала широкий жест, обводя рукой комнату, — убедило меня в том, что у такой мыши нет будущего. — С этими словами она вышла за порог и тихо прикрыла за собой дверь.
— О господи, — вздохнула Гиневра.
Она прошла по комнате, высыпала содержимое пепельницы в мусорную корзину, поправила сбившийся угол половика и за всеми этими занятиями явно несколько успокоилась.
— Это все я виновата, — заявила она, стоя спиной ко мне. Затем, неожиданно рассмеявшись, она добавила: — И как мне только удалось выпроводить его? — Отсмеявшись, она задумчиво почесала в затылке и обратилась уже напрямую ко мне: — Вот ты лучше скажи, почему я и ее выставила?
— Наверное, вы ее испугались, — предположил я.
Судя по всему, это сделанное наугад предположение не совпало с тем, что думала по этому поводу Гиневра. Она пожала плечами и ткнула пальцем в сторону Монины.
— Это все ты виновата. Ты и никто другой. Почему ты не можешь посидеть спокойно хотя бы минуту, почему все время лезешь во взрослые разговоры?
Монина выслушивала упреки в свой адрес со щенячьим восторгом на лице: ее глаза весело сверкали, а рот расплылся в улыбке от уха до уха.
— Знаешь, если без шуток, — обратилась ко мне Гиневра, — эта Ленни та еще штучка. Нет, я серьезно. Девчонка она интересная и при этом очень странная. — Гиневра решила повторить последние слова с видом продавца газет, выкрикивающего самые важные заголовки статей из свежего номера: — Интересная, но очень странная.
— Именно так, — согласился я.
— Нет, в ней несомненно что-то есть. Я тебе вот что скажу, Ловетт, мне с ней хорошо. Как-то она на меня положительно воздействует. Даже не знаю, как это описать… В общем, с нею я ощущаю себя так, как не чувствовала уже много лет. — Гиневра, как всегда, мгновенно становилась пленницей того, что придумывала и рассказывала собеседнику. — Знаешь, я верю в сказки с хорошим концом, и похоже… Наверное, я действительно люблю ее. — Судя по всему, в эти мгновения она действительно была искренне влюблена в Ленни.