— От меня точно не будет, — пробубнил я.
Она тяжело вздохнула и сделала шаг назад.
— Уверяю вас, молодой человек, мужчин у меня было более чем достаточно, и близкая встреча со мной ни для кого из них не проходила безнаказанно и безболезненно. Все они как один поголовно влюблялись в меня. Есть, наверное, во мне что-то такое, особенное, буквально на химическом уровне проявляется. — Она огляделась и вновь пристально посмотрела на меня: — Знаете, Ловетт, а вы ничего, молодой, симпатичный… Я бы вполне могла вами увлечься и даже пуститься в небольшое любовное приключение, но больше я в такие игрушки не играю. Сама не знаю почему. По крайней мере, муж здесь точно ни при чем, но как-то так я сама для себя решила, что больше — ни-ни. — Эти слова она произнесла с явной внутренней гордостью за себя. — Сами посудите, взять, например, вас и меня, ну могли бы мы с вами закрутить что-то вроде романа, но скажите на милость, мне-то какая от этого польза? Нет-нет, вы мне скажите.
— Да откуда я знаю, к черту всякую пользу.
С этими словами я подался вперед и снова припал к Гиневре с поцелуем. Она неохотно прикрыла глаза и вдруг прижала свои губы к моим. Двигались они так, словно Гиневра с упоением сосала карамель.
— А я видела, что мама делает. Видела, что мама делает.
Монина стояла в дверном проеме и осуждающе тыкала в нашу сторону пальчиком.
К моему удивлению, Гиневра передразнила дочку.
— Что мама делает, — комично имитируя интонацию и произношение Монины, повторила она. — А вот я сейчас ремень возьму. Ну-ка марш в кровать.
— Мама плохая, мама дура!
Какие чувства обуревали в тот момент ребенка, мне оставалось только догадываться. Монина дрожала, а в ее глазах стояли слезы. Отчего она плачет, подумал я. От боли, ревности или же бессильной ярости? Неожиданно Монина стала кокетничать со мной.
— Поцелуй Монину, теперь поцелуй Монину, — потребовала она от меня.
Гиневра слегка шлепнула дочку по попе.
— Иди спать, а то я ремень принесу.
Заклинание с упоминанием ремня, похоже, подействовало. Девочка вновь, как и в прошлый раз, без большой охоты, но все же послушалась маму и вышла за дверь.
— Видите, что вы наделали, — заворчала на меня Гиневра. — Я из-за вас с собственным ребенком поссорилась. Вот подождите, она мне еще это припомнит.
— Извините.
— Толку-то мне от ваших извинений, — не унималась Гиневра. — Как же я от вас, мужиков, устала. — Она отвернулась, закурила сигарету и вдруг засмеялась. — Хочешь, значит? — огорошила она меня прямотой постановки вопроса. — Хочешь ведь потрогать мою грудь? Ну давай, трогай, лапай.