Старик выглядел плохо. Не то, чтобы из-за старости. Он явно переходил все отпущенные ему сроки, про таких говорят, что их на том свете давно уже с фонарями ищут.
Хотя какие, к черту, могут быть фонари? Старика там уже не первый год разыскивают с морскими прожекторами, никак не меньше.
Его тело давно увяло, лишь крохотный шаг отделял его от состояния, при котором будет трудно найти какие-либо различия между ним и тысячелетней мумией. Восковая фигура с искрой непонятно как удерживающейся жизни.
Слишком холодно для жалкой искры.
Старик умирал, но он занимался этим уже не первый десяток лет, и пока что костлявая так и не нашла к нему дорожку. Однако одного взгляда достаточно, чтобы понять очевидную вещь: этот миг вовсе не за горами.
Человек, каким бы могущественным ни был, не может сопротивляться неизбежному вечно.
Хотя у Старика на этот счет имеются свои соображения. И Коулман не мог не признать, что некоторые из них до этой живой мумии никому даже в голову не приходили.
Старик оторвался от трубочки, пошамкал тонкими неестественно-красными губами закоренелого вампира, уточнил:
— Ошибка исключена?
Коулман покачал головой:
— Люди, которых мы послали в госпиталь, никогда не ошибаются.
— Все ошибаются.
— Эти люди не умеют ошибаться. Ростовцева там нет.
— Как давно?
— Пока что у нас нет достоверной информации. Как оказалось, в его капсуле располагалось устройство-имитатор, с которого выдавалась информация на контрольную аппаратуру. Капсула самостоятельно поддерживает жизнедеятельность больного, доступ персонала не требуется. Сотрудники имеют право вскрывать ее лишь в случае возникновения внештатных ситуаций, когда автоматика не справляется. Но таких случаев ни разу не возникало, мы проверили. То есть тело Ростовцева могло исчезнуть в любой момент между дежурными проверками.
— Проверками?
— Да, они проводятся по строгому графику. Нельзя же совсем оставлять тела без присмотра.
— Тот кто проверял, не мог не заметить, что вместо тела там подозрительная электроника.
— Согласен.
— В госпитале следят за порядком, уж я-то точно знаю. Не так просто умыкнуть оттуда больного находящегося в коме.
— Мы теперь даже не можем точно знать, была ли вообще кома. Вся беда в том, что в госпитале слишком много сотрудников, и Ростовцев в свое время прошел через многих, а это значит, что нельзя найти конкретного врача, который занимался исключительно им. Текучка в его случае была запредельной, что наводит на размышления. Кто-то из сотрудников, разумеется, прекрасно знает, каким образом он пропал из капсулы, или вообще в нее не ложился, но если он не будет себя проявлять, мы не сразу сможем его вычислить.