Я расхохоталась в голос, чуть не подавившись куском мяса.
— Кто же тебя воьмет в жены? Раса, знаешь ли, накладывает соответствующий отпечаток.
— Ну, не в жены, так тайной возлюбленной. Которой, как известно, даров подносят больше, нежели законной супруге. — Литта кокетливо поправила локон и выхватила у меня бутылку. — А ты, когда разделаешься с делами, можешь присоединиться к смотринам, они будут проходить всю неделю. Спорим, меня оценят выше?
Но я покачала головой.
— Уже помолвлена.
— Ну и где твое кольцо? — В синих глазах появилось неверие.
Я стянула перчатку с левой руки, и на коже проступила багряная руна, оплетающая запястье и ладонь замысловатыми узорами. Литта долго рассматривала рисунок, а после раздосадовано цокнула.
— Я‑то думала, ты из тех краев, а ты нареченная лорда… бедняжка…
Не стала с ней спорить, хотя сама так не считала. Да, поначалу мое положение казалось безвыходным, но после я признала некие достоинства обручения с лордом Пограничья. Взять, к примеру, оберегающие туманы, подаренные на помолвку — занятная штуковина.
Мы немного поговорили о столице и том самом Ринальде, о котором я, кажется, слышала — богатый, но глуповатый маменькин сынок. И смотрины эти не ему нужны, но его матушке, которая не хочет отдавать свое чадо в абы какие руки. Литта разом поскучнела и даже призналась, что, возможно, от смотрин откажется. Бутылка быстро опустела, но пьяными мы себя не чувствовали. Ноги держали, голова была ясна. Занятное пойло; обычно мне достаточно пяти глотков, чтобы перед глазами плыло.
— А где ты взяла виски? — Я вновь всмотрелась в руны на стекле.
— Меня им поклонник на корабле угостил. — Литта хихикнула. — Как мужчина так себе, но в качестве дарителя сойдет. Я решила, что грех напиваться в одиночку, но все тут какие‑то унылые. Одна ты выделялась, этакая каменная дева, неприступная и безразличная ко всему. — Она подмигнула мне. — Кстати, ты сама откуда будешь, черты у тебя необычные?
Да уж, когда в ребенке намешано столько, сколько во мне, — получится самая причудливая смесь. Моя матушка чистокровная ави, одна из сильнейших ведьм в нашем поколении. От неё мне достались бледная кожа, темные, почти черные, волосы, стройность, граничащая с худобой, и огромные наивные глаза (что, между прочим, всегда раздражало, ибо меня считали дурехой и никогда не воспринимали всерьез). От отца, получеловека — полурынди — высокий рост, прекрасный нюх и дурной нрав. Конечно, типичной вспыльчивостью северной расы я не обладала, но и тихоней никогда не слыла.
— Моя мать — ави, — сказала я, не желая вспоминать об отце.