Алик вспомнил, что мы недавно проходили мимо узкого подобия камина в стене, по которому можно попробовать подняться.
Мы повернули обратно.
И вдруг произошло чудо. В одно мгновение стих ветер, прекратилась пурга и выглянуло нивесть откуда взявшееся солнце. Это была улыбка Саян — первая после долгого ненастья и потому еще более прекрасная и ослепительная. Солнце сразу вернуло всему окружающему яркие, чистые краски. Так бывает на переводных картинках — сквозь бумагу просвечивает что-то неясное, мутное, а потом снимаешь бумагу — и перед тобой еще влажная и блестящая многокрасочная картина.
Так и тут — выглянуло солнце, и сразу мы увидели густо-синий клочок неба между тучами, голубые тени на снегу, бронзовые лица своих товарищей, зеленые штормовки, цветные лыжные шапочки и коричневые, серые и красно-бурые скалы.
Петя тем временем вскарабкался по узенькому коридорчику на гребень, соединяющий один из выступов хребта с главной вершиной, и оттуда отчаянно взвыл:
«Скорее сюда. Все скорее сюда». Мы с максимально возможной скоростью полезли наверх, но скорость была довольно мала — приходилось перелезать через большие глыбы, мокрые и скользкие; слева под нами был обрыв метров в пять высотой, затем неширокий карниз — и снова обрыв, теперь уже на добрую сотню метров, а стена справа нависала прямо над головой, так что приходилось изгибаться и прилипать к ней, используя все зазубрины и выступы в скале.
Петя стоял на самом краю и смотрел куда-то вниз. Мы тоже заглянули туда и застыли, пораженные необычайным зрелищем. Под нами был северо-восточный цирк Грандиозного — тот самый адский котел, который мы видели накануне. В глубине его все так же клубились облака и ходили волны тумана, но в этой дрожащей мгле, на самом дне, светилась радуга в виде кольца, а внутри этого кольца — еще одно, такое нежное и призрачное, что казалось — оно вот-вот растает и исчезнет. В центре радужного крута виднелась человеческая тень. Каждый видел внутри радуги только одного себя. Это было явление, называемое глорией — дитя гор и кочевых облаков. Мы долго любовались им и щелками фотоаппаратами, но пора было двигаться дальше.
На прощанье сфотографировали еще огромную глыбу размером с хорошую комнату, чудом держащуюся на остром гребне. Она видна даже снизу, из долины, и оттуда кажется похожей на голову сфинкса, стерегущего покой горных вершин.
Дальше подъем пошел еще труднее.
На крутых участках пришлось заняться скалолазанием. Оно осложнено тем, что скалы заметены снегом и местами обледенели. Мы медленно и осторожно движемся вверх, ощупывая каждый камень, прежде чем перенести на него тяжесть тела. А камни выскальзывают из-под рук и катятся вниз, стоит до них дотронуться. Снова удивляет подвижность огромных камней, с виду плотно и нерушимо сидящих в своих гнездах. Достаточно неосторожного прикосновения, и целая глыба, вначале медленно качнувшись, будто в раздумье наклоняется — и вдруг падает, увлекая за собой ворох мелких камней, и вот уже бешено с уступа на уступ, делая гигантские прыжки, откалывая куски породы и грохоча, исчезает в бездне.