Роман Наврозов был полным мужчиной, невысоким, но властного вида. У него были ястребиные брови и неестественно черные волосы по краям большой лысины.
Когда они дошли до середины коридора, идущий впереди телохранитель сделал быстрый знак рукой, и Наврозов со своей свитой остановились. Первый охранник подошел к двери, держа пистолет в руке. Он сразу увидел, что дверь приоткрыта, задвижка кодового замка отодвинута. Он снова сделал знак, второй телохранитель подошел к нему, и они оба быстро встали по обе стороны двери. Первый ударом ноги распахнул ее, и они влетели в комнату с пистолетами наготове.
Но я наблюдал за ними через глазок номера напротив, так что там они никого не обнаружили. Я набрал номер на телефоне.
— Перемещаемся на первую позицию, — сказал я в трубку.
— Вас понял, — отозвался голос.
Это был парень из моего отделения спецназа, Даррил Эймос. Пока я летел в самолете, Даррил приехал сюда из Форт-Дикса, Нью-Джерси, где он работал инструктором по подготовке охраны. Заказал номер в дешевом клоповнике на 43-й Западной. Сейчас он сидел там и присматривал за сыном Романа Наврозова.
Я открыл дверь и пересек коридор.
Через минуту я стоял у окна в нескольких шагах от человека, который организовал похищение Алексы Маркус.
Мы были в номере одни. Он сидел в кресле, нога на ногу, с начальственным видом.
— Вы очень доверчивый человек, — сказал он.
— Потому что без оружия?
Мы оба были без оружия. Он вообще редко носил с собой пистолет, а я свой отдал. Его охрана расположилась в коридоре за дверью.
Он ответил, даже не взглянув на меня:
— Вы сказали, что мой сын в ваших руках. Может быть, это правда, а может быть, и нет. В любом случае, теперь вы в наших руках. — Он усмехнулся. — Так что, как видите, вы сыграли не слишком удачно.
— Может быть, вы хотите сами сказать своему сыну, что вам все равно, что с ним будет. — Я повернулся к ноутбуку, который поставил на стол, постучал по клавишам и открыл окно видеочата.
На экране ноутбука появилось видеоизображение Аркадия Наврозова — с разлохмаченными волосами, прижимающегося к грязной белой оштукатуренной стене. Рот у него был заклеен широкой полоской клейкой ленты. Черного бархатного пиджака на нем уже не было. Даррил надел на него смирительную рубашку. Это была грязно-белая хлопчатобумажная рубашка с длинными рукавами, которые перекрещивались на животе и застегивались пряжкой на спине.
В старые недобрые времена в советских «психушках» такие надевали на политических диссидентов. Я понимал, что смирительная рубашка, строго говоря, необязательна, но при виде ее каменное сердце Наврозова должно было дрогнуть.