Что она делает там сейчас? Чем занимается? Ведь, собственно, я почти ничего не знаю о ней, что ей нравится и что она ненавидит? Очень мало я знаю ее. Так почему же я так грущу?
Я, наверное, остался в ее воспоминании как забавный чудак, тощий длинный хохмач. Вспомнилось, как она сказала тогда: «Перестань паясничать. Это стыдно». И какое у нее было огорченное, скорбное лицо. Стыдно! Не могу себе простить, как по-идиотски я вел себя!
Шумела, шумела вода за бортом. Мелко дрожал стальной корпус, постукивали дизеля…
И тут стало вдруг происходить нечто невероятное. Откуда-то вылез дядька, мой сосед по номеру Эджворта Бабкина, схватил меня за ноги и стал таскать туда-сюда.
Я пытался вырваться, но не мог.
— Уйди, ты не грек! — кричал я на него.
— Я игрек, — отвечал он мне и продолжал свое противное дело.
Наконец я проснулся. И сразу же ощутил качку. Качало, да еще и как! Ноги вдруг высоко вздымало к потолку, и сам потолок вздымался вверх, а затем и стены, и скамья, на которой я лежал, все проваливалось. На мгновение все замирало в таком состоянии и медленно начинало дыбиться, ползти обратно. По обшивке лодки шаркало будто стальными швабрами, и не верилось, что так может шаркать вода.
Напротив меня на скамейке лежал Филютек. Точнее, пол-Филютека лежало на скамейке, а другая половина, изломившись, свешивалась к полу.
На полу стояла картонная коробка, упаковка от электроннолучевой трубки, и в нее по плечи был засунут Филютек. Можно было подумать, что он там что-то высматривает. Можно бы, да уж очень безжизненным, вялым было его тело. Изредка оно импульсивно вздрагивало, и тогда из коробки раздавался звук откупориваемой бутылки.
— Шторм, — сказал я.
— Умираю, — сказал Филютек.
Я сразу понял, что действительно ему очень плохо. Да и мне было… не очень-то.
— Матрос, — слабо позвал Филютек.
— Что вам? — вскочил я.
— Не знаю, — ответил из коробки Филютек.
— Толик! Потатин! — крикнул я. Выскочил в узкий коридорчик, заглянул в соседний кубрик.
Толика я нашел не сразу. Он прятался от Веры в темном углу.
— Здесь я, — отозвался он шепотом.
— Там человеку плохо.
— Качка, — сказал Толик. — Я к нему уже раз пять подходил. Коробочку удружил. А что я еще могу!
— Так неужели нет никаких средств, чтобы не укачивало?
— Всех укачивает, только по-разному. Одним есть хочется, а других на корпус пробивает.
— Как это на корпус?
— Короткое замыкание. Ты ведь радиотехник, должен знать. Когда конденсатор пробьет на корпус, масло начинает сочиться.
— Пошел ты со своим маслом!
Не знаю, чем бы кончился наш разговор, но здесь из соседнего отсека через круглое отверстие в переборке, расположенное в полуметре от пола, проворно выскочил старпом и, оглядываясь, как оглядываются на приближающуюся лавину, еще проворнее сиганул в следующий отсек, успев шепотом кинуть Потатину: