Четверо раненых. Один – в критическом состоянии. Это врачи так осторожно говорят – в критическом состоянии. А на самом деле он, сотрудник Управления, один из двоих, отправленных Вершининым на встречу со Скалой и Щукой, стоял одной ногой на том свете – с той минуты, когда на стадионе в него выстрелил снайпер. Выстрел был безупречный, в сердце. Спасло ему жизнь то, что он находился в движении, а это всегда доставляет проблемы снайперу.
И все же он попал. Но пуля прошла в пяти миллиметрах от сердца. Пятью миллиметрами – всего! – правее, и она ударила бы в стенку сердца, в результате – внутреннее кровотечение и смерть в течение последующих тридцати секунд. Но эти тридцать секунд его миновали. И теперь у него все еще шли минуты и часы случайно спасенной жизни. В отделении реанимации. И Вершинин чувствовал каждый этот час и даже каждую эту минуту. Он много раз звонил в больницу, его голос уже узнавали и раздраженно отвечали:
«Ну что вы звоните каждые десять минут?! Какие могут быть новости, вы думаете, что говорите?! Состояние прежнее. Стабильно тяжелое. Не звоните так часто, отвлекаете только. Будут новости, узнаете».
Вершинин тоже злился в ответ. Ну что это значит? – стабильно тяжелое? Звучит как-то издевательски. В какой-то момент он даже усмехнулся. Пожалуй, так можно сказать о нем, о всем последнем периоде его жизни и работы, обо всем, что с ним в последнее время происходило: стабильно тяжелое состояние.
И какие могут быть «новости», о которых он узнает? Умер? Он тут же представлял себе лица жены и детей Валеры – так звали оперативника, который был тяжело ранен во время операции на стадионе. Что сейчас они думают о Вершинине?
Ведь все уже знают всё. Хоть Управление номинально и является секретной организацией, но внутри самой секретной организации никаких секретов нет. Во всяком случае, все плохие новости секретными быть очень быстро перестают. Поэтому всем уже известно, что во время операции все пошло не так и оперативников перестреляли бы всех, как в тире, если бы не ураганный огонь отряда прикрытия, который они, фактически по своей инициативе, не получив приказа от Вершинина, открыли по джипу. В джипе – пара трупов, и они ничего не расскажут о том, откуда и от кого получили указание сделать то, что сделали: ворваться на стадион и устроить побоище. А почему Вершинин не дал приказа открыть огонь по джипу сразу? Потому что растерялся и потерял контроль над ситуацией. А почему он вообще не знал, как руководитель операции, о таком возможном повороте, как этот джип с пулеметом на борту? Почему заблаговременно джип не вычислили, ведь он наверняка терся где-то поблизости? Почему не приехали на место заранее, чтобы изучить обстановку и все возможные повороты в ней? Почему, опять же, как руководитель операции, он не предусмотрел возможность ведения снайперского огня сверху, с вышек, в результате которого был тяжело ранен сотрудник? Ведь он пошел на эту встречу, доверяя Вершинину? Наконец, почему не было предусмотрено то развитие событий, которое навязали Скала и Щука, – не увидев на «стрелке» майора, они решили попросту уйти, и именно поэтому оперативники вынуждены были покинуть трибуну и почти насильно всучить Скале контейнер с кокаином и тем самым подставиться под выстрелы снайпера. И почему сотрудники не были в бронежилетах, а пошли на встречу в легких спортивных костюмах? Почему, почему? Все эти тяжелые неразрешимые вопросы имели только один возможный ответ.