Я отказываюсь от заключительного слова — в самом деле, что я могу сказать сейчас? Вина тяжела, и целой книги порой не хватает для оправдания самого себя.
Жду решения и вспоминаю сентябрьские встречи. Десятка собиралась у меня в Ангермюнде: разговоры до утра, воспоминания, планы, споры, а некоторые приезжали с семьями — крик, визг, кутерьма... Сентябрь! Сентябрь...
Все встают. Суд принял решение.
Утверждена формулировка обвинителя и принята Судом без изъятий и включений: "Преступная самонадеянность, повлекшая тяжкие последствия. Рекомендуемая мера — десять лет полного ограничения". Высшая мера!
Зал неслышно ахнул, тяжелый вздох колыхнул разноцветные полотнища, не убранные после спортивного праздника, — нелепые, пестрые.
Я хотел что-то сказать, но будто стальные манипуляторы плотно взяли за горло и задушили крик. Мне не хватало воздуха, сердце раскаленной ледышкой барахталось в груди.
Десять лет! Мурад этого не переживет. Как хорошо, что его нет здесь, в зале.
Десять лет. Что же, выберу подходящую планету и засяду за свою Белую Книгу. За десять лет, может, и напишу. Но Мурад... Такого сурового наказания давно не было. Конечно, вина моя велика, но ведь не было у него злого умысла, не было!
Бедный Мурад, он не выдержит! Знать, что твой Учитель, твой второй отец отбывает за тебя наказание, а ты можешь идти куда угодно и делать что хочешь... Тяжело, когда кара обрушивается на тебя, но вдвойне она страшнее, когда из-за тебя страдает другой.
Я вернусь через десять лет, когда истечет срок ограничения. Привезу книгу, в которой день за днем все будет описано, разложено, чтобы кто-нибудь потом нашел мою ошибку в воспитании и обвел ее черной линией. Я вернусь через десять лет, десять лет добровольного одиночества с редкой, раз в год, связью.
Но сколько выдержит он, Мурад, среди людей, которые изо всех сил будут вести себя так, словно ничего не произошло и он совершенно такой же, как все?
Если я все же напишу для "персоналистов" что-то вроде воспоминаний, то назову их так: "Прощай, сентябрь!.."
Борис Штерн. ЧЬЯ ПЛАНЕТА?
Земной разведывательный звездолет, возвращаясь домой, забрел в скопление звездной пыли. Место было мрачное, неизученное, а земляне искали повсюду кислородные миры—дышать уже было нечем. Поэтому, когда звездолет подошел к кислородной планетке, робот Стабилизатор заорал нечеловеческим голосом: «Земля!» — и инспектор Бел Амор проснулся.
Тут же у них произошел чисто технический разговор, разбавленный юмором для большего интереса,— разговор, который обязаны вести многострадальные герои фантастического жанра в порядке информации для читателя: о заселении планет, о разведке в космосе, о трудностях своей работы. Закончив этот нудный разговор, они облегченно вздохнули и взялись за дело: нужно было ставить бакен.