— Оставь ее в покое! Не смей трогать нашу маму!
Перед ним, сжав крошечные кулачки, стояла Лиззи. Ее золотисто-карие глаза пылали гневом. Толстая коса свесилась на грудь и начала расплетаться, поэтому каштановые кудри торчали в разные стороны, как нитки из дикого шелкопряда.
Том взмахнул рукой, и девочка навзничь упала на пол. Разумеется, Лиззи не могла оказать ему сопротивление и походила на беззащитный цветок со сломанным стебельком. Впрочем, ее отец не столько разозлился, сколько опешил, потому что никто из мальчишек никогда не пытался защитить свою мать. Это не было проявлением трусости — просто они знали, что она расстроится еще сильнее, если он изобьет и их.
А вот Лиззи была вне себя от ярости — причем ярости неподдельной, какой никогда не испытывал Том…
— Я тебя ненавижу, — произнесла девочка спокойным, невыразительным голосом. Ее как громом пораженная семья никогда не слышала, чтобы она говорила таким тоном. — Я тебя ненавижу и жалею, что ты не сдох в тот вечер, когда бомбой выбило дверь. Я жалею, что тебя не было дома, когда из труб вылетела сажа, и ты не задохнулся. Я хочу, чтобы ты умер!
В кухне воцарилась мертвая тишина. Китти казалось, что еще немного, и она лишится чувств. Сейчас Том наверняка убьет их всех.
В мозгах Тома что-то щелкнуло. Он попытался сообразить, какое имя носит эта дикая кошка в обличии маленькой девочки. Потом он вспомнил. Ее зовут Лиззи, она — старшая из девочек. И самая смуглая. Ему всегда было трудно вспоминать имена своих детей, а иногда он даже не помнил, сколько их у него вообще. Но сейчас Том был уверен, что это именно Лиззи и что ей исполнилось восемь или девять лет.
Господи Иисусе! А ведь она красавица. И как он не замечал этого раньше? А какое самообладание! Она продолжала приближаться к нему, медленно и бесстрашно, грозя ему ножом.
Остальные члены семьи замерли, словно статуи в парке.
Неожиданно Том ощутил нарастающее возбуждение и шевеление в паху. Но на сей раз оно сопровождалось каким-то новым, ранее незнакомым ему чувством. Желание смешалось с восхищением. Пульсирующая потребность обрела чувственный, щекочущий оттенок.
Но это ведь его дочь!
К вящему изумлению всей семьи, не проронив ни слова, Том развернулся и вышел из дома, забыв даже с грохотом захлопнуть за собой дверь.