К этому моменту Микки уже работал по другую сторону. Я лишь разок глянул в его сторону – он колотил по машине прямо как настоящий профессионал. Я уродовал водительскую дверцу, когда на крыльце зажегся свет и по ступеням скатился огромный черный пижон в спортивных штанах и двухцветной куртке. И с собственной бейсбольной битой, старомодной, деревянной. Он остановился в шаге от нас и поглядел на меня.
– Давай назад деньги, что ты прихватил за этот кусок дерьма, свой «Меркьюри», – сказал я. – Тогда мы прекратим это дело.
– Деньги ушли за «Кадиллак», который вы уродуете.
– Это твои проблемы, парень.
– Сейчас ты об этом пожалеешь!
Он пошел на меня каким-то странным образом, как-то боком, подняв биту над головой. Я отступил назад, делая вид, что растерялся, потом ушел нырком вбок и врезал ему по коленной чашечке. Он взвыл и тут же рухнул, а я ему еще добавил. И еще и еще. Потом подумал, что буду действовать, как Санни в фильме, и тоже пнул его ногой. Он был весь в крови и орал, а я никак не мог справиться с этим потоком адреналина, что бушевал у меня в крови. Прямо как поток электрического тока. Как нечто такое мощное, на чем я мог бы долететь до луны и вернуться обратно.
– Заканчивай с «эльдо»! – крикнул я Микки.
– А с ним уже покончено! Дело сделано! Поехали отсюда!
Я пнул этого типа еще раз в лицо и сказал:
– В ближайшее время отдашь девушке ее деньги!
Все, что он мог произнести, было «… тфою мафь!», отчего я лишь рассмеялся и пнул его еще раз. И пошел к своей машине.
Теперь машину вел Микки. А я так разговорился, что болтал все дорогу обратно до Малой Италии. Я так завелся, так возбудился от этого взрыва насилия, от треска разбиваемых фонарей, от треска его разбитой коленной чашечки, могучего чувства триумфа от победы над более мощным противником, триумфа от обладания такой силой и властью.
– Надо будет потом еще раз такое проделать, – сказал я. Во рту у меня пересохло, я задыхался.
Микки бросил на меня странный взгляд:
– Это все такое же гнусное дерьмо, Рэй.
– Что ты хочешь этим сказать – гнусное?
Он был бледен и выглядел каким-то изнуренным.
– Ладно, забудь.
Но мы такое с ним еще не раз проделывали. Много раз. Такое же, и даже еще похуже. А Микки – чем больше его засасывала силовая сторона нашего бизнеса, тем серьезнее и грустнее он становился. Однажды вечером он в пьяном состоянии сообщил мне, что такая жизнь гораздо хуже, чем он думал раньше, чего он боялся, когда был еще мальчишкой. Гораздо хуже. И он ее ненавидит.
Вот такой он у нас был, наш семейный бизнес.
А потом свадьба – у нас обоих. И дети, тоже у обоих.