Николай заснул сидя.
Начальник поезда тронул его за плечо.
– Теперь нет смысла спать. Скоро приедем.
Вокзал. Поезд прибывает к платформе и останавливается.
Группа встречающих. Здесь представители города. Обязательная в таких случаях активистка среднего возраста с начесом на голове.
Из вагона вываливаются молодые музыканты с инструментами.
– Мальчики, в сторону, – тихо просит Тамара. – Не дышите на руководство. Хоть бы жвачками зажевали… – Тамара оборачивается к встречающим: – Здравствуйте, очень приятно…
Но встречающие ждут не Тамару. Они смотрят на выход, ожидая звезду.
Николай неподвижно сидит в купе, смотрит на пакет, который он переложил на столик.
Тамара решительно входит в купе.
– Коля! Ты заснул?
– Я человека жду.
– А там что, не люди?
– Должна прийти Галина Митрофанова.
– А где она?
– Не знаю. Опаздывает, наверное…
– Может, она вообще не придет. Ты так и будешь сидеть? Им надо – пусть сами тебя ищут.
Озерников смотрит на часы, берет пакет, свою сумку. Выходит из вагона.
Ему вручают каравай с солонкой наверху, протягивают цветы.
У Николая обе руки заняты.
Тамара принимает подношения. Передает каравай музыкантам. Те его мгновенно разрывают, как волчата.
Автобус едет по городу.
Висят растяжки: «Николай Озерников – 84». Восемьдесят четвертый год. Канун перестройки.
Николай сидит возле Тамары. Кемарит, привалившись к ее плечу. Тамара застыла, боится пошевелиться. Николай дышит ей в шею. Счастье.
Автобус останавливается возле внушительного здания. Это обком.
Все выходят.
Тамара нежно будит Николая. Он просыпается. Какое-то время не понимает: где он? Что происходит? Видит коробку у себя на коленях.
– А с этим что делать? – смотрит на Тамару.
– Потом, – отмахивается Тамара.
Кабинет первого секретаря.
Первый секретарь – представительный холеный человек в голубой рубашке под галстук, говорит приветственные дежурные слова, которые никому не нужны – ни артистам, ни ему самому.
Все сидят вокруг пустого стола и пережидают обязательную процедуру.
Далее первый секретарь передает слово активистке. Активистка, вскочив на коротенькие ножки, одернув пиджачок на широких бедрах, принялась бодро тараторить о положении дел в области. Голос у нее пронзительный, задорный, чувствуется, что она сама себе очень нравится. Но это и все. Больше она не нравится никому. Особенно Рае.
– Как ты думаешь, она живет с начальником? – спрашивает Рая у Николая.
Но Николай спит, уронив голову на грудь.
До его слуха доносится: «Фуражная корова, фуражная корова…»
Рая толкает его локтем в бок.
– А? – подхватился Николай.
– Ты храпишь, неудобно, – шепотом сказала Рая.