– А где конкретно будет проходить мое выступление? – тихо спросила я.
Его улыбка превратилась в гримасу, озаренную надеждой.
– В аудитории Томаса Вольфа.
– Звучит впечатляюще.
– Там выступает симфонический оркестр Эшвилля. – Он помолчал и скривился еще сильнее. – Две тысячи пятьсот мест. – Очередная пауза и извиняющееся лицо доктора стало похоже на чернослив. – Там аншлаг.
У меня подогнулись колени. Томас поддержал меня за локоть.
– Ей нужно пару минут, чтобы привыкнуть к этой мысли. Где-нибудь в уединении.
– Несомненно. Идите за мной. Я отведу вас за кулисы.
Я безропотно позволила Томасу дотащить себя до аудитории. Девочки торопливо шагали за нами, раскрыв рты от изумления.
– Ждите здесь вместе с доктором Бартоломью, – сказал им Томас. Затем отвел меня в гримерную и захлопнул дверь.
Он взял меня за плечи.
– Ты всю свою жизнь выступала перед сложной публикой. Эти люди – жертвы ожогов и профессиональные врачи, которые их лечат. Они на твоей стороне. Ты справишься, Кэти. Ты справишься.
Я вывернулась и принялась ходить по комнате, ссутулившись и обхватив себя дрожащими руками.
Национальное телевидение. Десятки фотографов и операторов. И все они желают стать первыми, кто снимет меня и мои шрамы.
Томас преградил мне дорогу, расцепил мои руки и прижал их к своей груди.
– Ты, – хрипло произнес он, – женщина, которая не кричала, когда медсестра скребла твои свежие раны. Которая пересекла горы в снежную бурю, чтобы отыскать бабушкин дом, и затем поселилась в нем без отопления, электричества и водопровода. Одна. Которая спасла жизнь двум беспомощным щенкам. Приютила двух брошенных девочек. Ты женщина, которая во время пожара в кафе поставила жизнь других выше собственной. Которая отказывается уступить Дельте. – Он взял мои руки, поцеловал их и закончил: – Ты спасла мне жизнь и наполнила ее смыслом. Ты можешь произнести эту речь.
Я подняла глаза, чуть-чуть расслабилась и кивнула.
– Хорошо, я пройду через это. Правда. Так или иначе.
Он осторожно поцеловал меня в лоб, чтобы не смазать макияж.
– Мы с девочками будем в первом ряду. Просто смотри на нас и ни о ком больше не думай.
Я сделала долгий и медленный выдох и выпрямилась.
– Хорошо, хорошо. – Успокоиться. Дышать. Сосредоточиться. – Хорошо.
Моя мантра.
– Я тебя люблю.
– Я тоже люблю тебя.
Томас направился к двери. За миг до того, как он вышел, я сказала:
– Томас. Все благодаря тебе. Я не справилась бы с этим без тебя.
Он оглянулся со спокойной улыбкой.
– И мы также вместе справимся с этой речью.
Дверь за ним тихо закрылась.
Я стояла лицом к ярко освещенным зеркалам гримерной. Впервые с того самого дня в «Четырех Сезонах», почти восемнадцать месяцев спустя. Я собиралась встать перед всем миром. В тот раз я увидела в зеркале бисквиты и трагедию. В этот раз в них отражался только мой страх.