Шок, опустошенность и апатия уверенно сменяли друг друга, подводя Павлика к той роковой черте, за которой только нирвана. Лесные жители вовсю заключали пари, споря о том, чем же закончит «юный коммунист»: самоубийством или выберет долгий путь, медленно сгнивая где–то на дне общества в компании более мелких неудачников. Но никто из них не угадал. Как обожженный пламенем кварц превращается в стекло, так и изуродованное сознание Павлика превратилось в некое подобие оптической линзы, преломившей окружающую его реальность и разбив ее на две составляющие: любовь и ненависть. При этом ненависть, как чувство изысканное, вела себя тихо и незаметно, а взбалмошная и недалекая любовь проявила себя в самых, что ни на есть, ярких красках и неожиданных формах. Возненавидел Павлик эльфов за нетленную, на его беду, рукопись «Капитал». Ненависть эта была хоть и тихой, почти безмолвной, но настолько неумолимой и холодной, что стоило ему произнести что–либо схожее с «я вот тут подумал…» или «а знаете, не все так просто…», как в жилах проникших в лесное общество эльфов стыла кровь. И то, что после этого произносились какие–то самые банальные вещи, не только не успокаивало их, а наоборот, еще больше распаляло в испуганном воображении картины обошедших стороной неприятностей. Стоит ли после этого удивляться, что именно эльфы подбросили самое большое количество дров в безумный любовный огонь, нарастающий в душе Морозова. Павлик заявил, что в мире нет ничего прекраснее цветов, и тут же неизвестный меценат подарил ему великолепную оранжерею. Павлик заявил, что хочет вывести новые виды цветов, и возле оранжереи каждое утро стали появляться горшочки с самыми экзотическими экспонатами, ставшими незаменимым подспорьем в его изысканиях. Небольшая заминка произошла лишь тогда, когда он заявил, что его цветам нужно особое удобрение. Но и для решения этой проблемы понадобилось всего лишь несколько дней: должность патологоанатома и современный мини–крематорий в оранжерее подошли как нельзя лучше. Необходимость выполнять по совместительству еще и обязанности судмедэксперта показалась Павлику не такой уж большой платой за предоставленную роскошь. К тому же исследование всевозможных улик стали для Морозова чем–то вроде отдыха от любимого занятия, необходимой разгрузкой, а попутно еще и неплохой терапией для его тяжело пострадавшего разума.
Вот к нему и направился после аудиенции у Василисы Премудрой инспектор Бегемот, рассчитывая получить подробный отчет с места преступления и результаты вскрытия.