А Оливия изголодалась по любви.
Ночами она лежала без сна, бесконечное число раз воскрешая в памяти каждое мгновение их занятия любовью в потайном саду, хотя этими словами едва ли можно было описать то, что произошло тогда. Маркус всего на несколько недель был оторван от городских развлечений и объятий леди Монингтон, она же прожила без мужчины четырнадцать лет. Они не занимались любовью, просто удовлетворяли ненасытный голод и утоляли иссушающую жажду – и только. И тем не менее каждую ночь Оливия предавалась воспоминаниям о неуправляемой страсти, которую когда-то принимала за любовь. Она чувствовала, как ее тело оживало при воспоминании об умелых мужских ласках, и ощущала тошноту при воспоминании об очевидном опыте Маркуса.
Накануне вечером, после того как она закончила переодеваться, он постучал из своей туалетной комнаты и, не дожидаясь ответа, открыл дверь и вошел к ней. Оливию бросило в жар при мысли, что она могла быть не одета или принимать ванну. Хотя, несомненно, он просто смерил бы ее холодным взглядом и заметил, что она все же его жена.
– Тебе еще нужна сейчас твоя горничная? – спросил граф.
– Можешь идти, Матильда, спасибо, – поблагодарила Оливия, и девушка тотчас вышла из комнаты.
Оливия и Маркус почти не разговаривали друг с другом после той бурной перепалки посреди танцевальной площадки. Ссора была чем-то новым в их отношениях, прежде они никогда не ссорились, и Оливия не представляла, как себя вести.
– София расстроена, – отрывисто сообщил граф. Он стоял, слегка расставив ноги и заложив за спину сцепленные руки, и, казалось, заполнял своим существом всю туалетную комнату. – Девочка заглянула за фасад нашей любезности и поняла, что все делается ради гостей. И она обратила внимание, что даже взаимная любезность исчезла после бала. Сегодня днем, когда мы разговаривали, она была готова расплакаться.
– Возможно, София должна взглянуть правде в глаза. – После непродолжительного молчания Оливия, сидевшая на табурете перед зеркалом, обернулась, держа в руке щетку для волос. – Маркус, быть может, больше не стоит оберегать ее.
– Не стоит? А разве мы когда-нибудь оберегали ее, Оливия? Если бы, как мы заявляем, мы всю жизнь любили дочь, разве мы так или иначе не уладили бы наши проблемы и не остались бы вместе ради нее?
– Наши проблемы, – задумчиво повторила она и, отложив щетку, посмотрела на мужа. – Ведь это ты, Маркус, а не кто-нибудь другой решил, что ласки проститутки доставляют больше удовольствия, чем мои, и только ты один испортил жизнь Софии.
– О нет, Оливия, я не собираюсь до могилы нести бремя вины за ту давнюю измену и тем более не собираюсь добавлять к тяжести на моей совести груз вины за то, что разрушил нашу семейную жизнь и счастье дочери. Знаешь, существует такое хорошее человеческое качество, как умение прощать, но, к сожалению, ты им не обладаешь.