— Что? — Она удивленно уставилась на Елошевича.
— А то. Он, конечно, человек культурный и сдержанный, но, по-моему, абсолютно равнодушен к твоему сыну.
Наташа вздохнула. «Не только к моему сыну, но и ко мне самой», — хотелось ей сказать.
— Когда вы поженитесь, захотите общего ребенка, — продолжал дядя Толя.
— Я не хочу второго ребенка, — перебила она. — И Митя, кажется, тоже.
— Возможно. Но вообще-то чем эгоистичнее мужчина, тем в нем сильней инстинкт продолжения рода. К тому же вы с твоим Дмитрием Дмитриевичем оба такие красивые, что просто грех не соединить ваш генетический материал! У тебя начнется новая жизнь, ты уже не сможешь уделять Петьке столько внимания, и он начнет ревновать, чувствовать себя брошенным. Так зачем держать его возле себя? Ради того, чтобы доказывать себе самой и окружающим, что ты хорошая мать? Дай же и ему возможность жить интересно.
Острым носком своего модного сапога Наташа выводила узоры на грязном снегу и внимательно их разглядывала.
— В первую очередь, дядя Толя, я о том и думаю, чтобы Петьке было интересно жить…
— Вот и умница. — Почему-то расценив Наташины слова как согласие, Елошевич потрепал ее по плечу. — А если ему не понравится, всегда можно будет забрать его домой. Ладно, сейчас я приготовлю тебе кофе, приму душ, переоденусь и повезу вас с Петькой ужинать. Ты позвони Сане, пусть тоже собирается. Захватим ее по дороге.
— А куда поедем?
— Ну, я ваших новомодных заведений не знаю, поэтому по-стариковски. В ресторан гостиницы «Санкт-Петербург».
С того дня как Саня нахамила Миллеру, он стал с ней еще более вежлив: демонстративно пропускал ее в дверях, вставал и предлагал стул, когда она входила в комнату, и величал не иначе как «глубокоуважаемая Александра Анатольевна». Но, встречаясь за чаем, они по какой-то молчаливой договоренности не толь ко не вели бесед, но даже не смотрели друг на друга. За столом солировал Валериан Павлович Криворучко, который сладострастно нагнетал обстановку фантазиями о грядущем приезде комиссии.
— Давайте устроим небольшой пожарчик, — предлагала Саня. — И скажем, что все бумаги сгорели.
— Ага! А ЦРУ похитило наши методические разработки, — подхватывал Криворучко.
В свободное время Саня усаживала молодых врачей восстанавливать документацию, но пока не говорила об этом профессору, не желая его раньше времени обнадеживать. К тому же, как ни крути, то, что они делали, было явной липой и могло бы удовлетворить только самую невзыскательную комиссию.
Миролюбивая натура Сани восставала против недоговоренности в отношениях с Миллером, поэтому однажды, когда они остались в чайной комнате вдвоем, она набралась решимости и сказала: